Борис КОСЕНКОВ

ИЗ РАЗНЫХ
БЛОКНОТОВ

СТИШАТА

Алкая славы анашу,
поэты дружно рвутся к небу...
А я шедевров не пишу –
строчу стишата на потребу.

Пусть, откровений не тая
и с эпопеями не споря,
они вам будут как друзья
в минуты радости и горя.

Пусть будут не как райский хор,
не как торжественные оды,
а как обычный разговор
про нашу жизнь, про наши годы.

И не в оправе дорогой,
не под стеклом, чтоб не стереться, –
пусть будут рядом, под рукой.
В газете, в книжке...
Или в сердце.

СХИМНИК

Отмахиваясь от надежды,
отринув абы да кабы,
учусь принимать безмятежно
любые кульбиты судьбы.

Любой сногсшибательный фортель
отныне приветствую я:
и где самолично подпортил,
и где подкузьмили друзья.

Ни страсть, ни страданье, ни радость,
что тщатся меня побороть,
не смогут нагреть ни на градус
постами смиренную плоть.

Житейские блага и зверства,
владевшие миром всегда,
теперь с укрощенного сердца
стекут, словно с гуся вода!..

Но что-то мешает отдаться
блаженству молитвы и сна.
Не плакать, не петь, не смеяться
живая душа не вольна.

И будет, отбросив вериги,
за волю отдав благодать,
она до последнего мига
надеяться, ждать и мечтать.

ПОСОШОК

В час прощанья,
прежде чем обнять,
добавляя прыти и сноровки,
поднесла мне на дорожку мать
молочка от бешеной коровки.

Напролом по кручам сгоряча
я шагал, не подстелив соломки.
И бурлило в жилах, клокоча,
молочко от бешеной коровки.

Зря судьба, от гладя, то браня,
из меня пыталась вить веревки.
Окрыляло удалью меня
молочко от бешеной коровки.

И когда всего один шажок
сделать мне останется до кромки, –
жизнь, налей-ка мне на посошок
молочка от бешеной коровки!

АСЯ ПЕТРОВНА

Ася Петровна
варит и жарит.
И возмущается:
“Все дорожает!”
Горькие думы
душу гнетут:
годы уходят –
а цены растут.

Ася Петровна
всем недовольна:
муж безалаберный,
сын своевольный,
хвори ломают,
начальники врут...
Годы уходят –
а цены растут.

День отступает,
ночь наступает.
Ася Петровна
с трудом засыпает.
Даже в постели
заботы гнетут:
годы уходят –
а цены растут.

НЕЗНАКОМКА

На плечах – дорогие одежки,
а на пальцах – кольцо на кольце.
А в ушах – золотые сережки,
а на русском сермяжном лице
сочетаньем помады и туши
нарисован парижский пейзаж...
Но для нашей безжалостной стужи
не годится чужой макияж.
И на скулах обветренных внятно
проступают, как ложь и обман,
ядовито-лиловые пятна
заграничных хваленых румян.
И мороз под дубленку баранью
по-хозяйски, без спроса залез.
И повисли на вороте бранью
хлопья снега с родимых небес.