ДиН память

Зорий ЯХНИН

Из книги
“НЕВЕЧНАЯ
МЕРЗЛОТА”

Красноярск, 1859 год

«Видел собственными глазами...»
В.И.Суриков. Надпись на рисунке.

Толпа на площади соборной
Грустна, смешлива, горяча.
Скрипит, скрипит помост разборный
Под жутким весом палача.
– Уже везут.
– Везут.
– Глядите.
– На тройке.
– Ишь ты, господин.
– Варнак он, что ли, аль политик?
– Варнак-политик. Мир один.
Палач плечом поводит красным,
Посмеивается – шалит.
В ведре с парным горячим квасом
Легонько розги шевелит.
Поповны исподволь глазеют
На варнака. Пороть пора.
И ягодицы розовеют,
Как на соборе купола.
– Ты, баба, чо заголосила?
Ну, дура дурой. Нос утри.
Для блага матушки России
За жабры взяты бунтари.
Худой школяр с заплечным ранцем
Глазами смелыми глядит.
Чины. Купчихи. Голодранцы.
Народ гогочет и галдит.
– Равняться надо на Европу,
Там не секут уже давно.
– А ну ее, Европу, к черту
И вас, студентов, заодно.
Палач работает красиво,
С оттяжечкою норовит.
Мальчонка – Суриков Василий –
Глазами смелыми глядит.
Глядит, глядит. Пимы промокли.
А розга взвизгивает, зла.
И как очищенные свеклы,
Горят закатно купола.

На смерть Пабло Неруды

Вдова поэта считает, что военный переворот ускорил смерть Пабло Неруды.
(Из сообщения агентства Франс Пресс)

Не только так – из пистолета –
По воле ложного суда,
Но настоящего поэта
Убьет народная беда.
Кому лучом была свобода,
Тот в темень не вернется вновь.

Законна только власть народа.
Иная власть – и горлом кровь.
Иная – и в волну с откоса.
Поэт – он все же не слуга
Для власти сыска и доноса
И кованого сапога.
Осталась песня не допета,
На полуслове прервалась.
Но власть, убившая поэта, –
Всегда неправедная власть.

Краевед

Среди фотографий бесценных
И пожелтевших бумаг
Живут краеведы в райцентрах
В приземистых малых домах.
Вдоль стен, за диваном, в комоде
Стоят картотеки впритык.
И, найденный на огороде,
На вате покоится штык.
Ну, как вы там, Савва Стомильный,
Старинный мой друг золотой?
Узнали ли вы пофамильно,
Кто там, под железной звездой?
Въедается в слабые строчки,
Он страстью одной опален.
И все-то он знает до точки
Про свой невеликий район.
Колчаковские расстрелы...
Районных ударников слет...
Все сумерки и рассветы
Взяты им на строгий учет.
Ему каждый житель здесь ведом,
Хоть малый оставивший след.
Окликнет в глаза «короедом»
Его подгулявший сосед.
Но мимо, совсем не обидясь,
Откинувшись, будто впотьмах,
Идет по селу летописец,
И вечность в холодных глазах.

На озере Глубоком в день разрешения охоты

Пахнет талым снегом коричневая тундра.
Селезня влюбленного вдарь-ка влет.
Раннее утро – как раненое утро.
По воде сочится красный восход.
Селезень – к солнцу. Раз – и накрыли.
Хороша добыча – не воробей.