ТРУПЫ

Здесь трупы живут не спеша и тихо,
с кондитером дворник, с шофером портниха,
чуть выдастся славный у них вечерок,
к соседу заходят на чай и пирог.
А там – утомленные чахлые вербы,
березы-веревки, осины, как нервы,
трепещут, у края собравшись в кружок,
когда их пугает шутя ветерок.
И птицы на ветках: синицы и галки
ютятся, как в доме большом приживалки,
и если живые оставят еду
для мертвых, у них отнимают и ту
дворняги, бездомные, прочая нечисть,
которой шатается впроголодь – не счесть,
и в злобе стараются птичку словить,
чтоб жареной дичыо себя угостить.
А трупы живут, и печали им мало,
целуют, смеются, кладут покрывала,
на те покрывала подружек кладут
и вскоре преетмников маленьких ждут.

ТЫ ПОМНИШЬ

Ты помнишь, ты поняла,
насколько судьба свела?
Светило падало в грязь
за видимую для нас
химическую черту;
я полюбил не ту,
но исполнил закон,
как парцеллу колон
долбит мрачно киркой,
зная, что ей чужой.

* * *

Бонапартия в Красноярске
эксцентричностью корсиканской
изумила местная рать:
он пошел до Стрелки гулять,
а ему продавец арбузов
косорылый, точь в точь Кутузов,
предложил галифе продать.

ВЕНДЕТТА

Я предал друга своего,
а он меня продал,
тогда я ливер из него
куделью намотал.
А он интригой заволок
в преступные тиски,
меня подвел под потолок;
как струны на колки,
судьбу и веру натянул,
но я не отступил,
я утопил его жену
и выродков убил.
Пускай он будет отвечать,
ведь тоже не слабак,
права он выучил качать,
а погибать за так?

ОКНА НА ДЕКАБРИСТОВ

Как иконы с ликом Пречистой
Девы, хоть свечки ставь
и, глотку распялив, славь.
Белый оклад бутика,
точно фольга букета,
как дорогущий гроб,
зауважали чтоб.
Детское барахлишко
качественное не слишком,
дынная кожура,
яркая мишура.

* * *

Запах горячих шишек
Под соснами, сонных мишек
Расплывчатый силует,
Чучмеки жарят обед
При закладке шашлычной,
Для них привычой,
Для меня – нет.

ЛОШАДИ

Доброе утро, лошадь,
Ситцевая в горошек!
Я подневольный тоже
в упряжи, под дугой,
ну а сверху молодчик
расписной колокольчик,
издеваясь, лопочет,
дребезжит надо мной.
Мне бы с вами командой
за хозяйской баландой,
гогоча, подпевая,
словно часть удалая,
но по-разному в стойло
поступает к нам пойло:
я, порой забываясь,
за овес принимаюсь.

«ОКАНЬЕ»

Пора признать литературной нормой
нередуцированный «о»
и «аканье» почесть причудой вздорной,
не накормившей никого.
Отныне самоуваженье
воспрянет с волжским говорком,
к произношенью небреженье
долой прогоним всем мирком.
О – шар земной, яйцо, светило,
гармония, геенна, глаз,
твой тихий стон, когда любила,
и общий в унисон оргазм.

РЕВИЗИЯ

В запасе манная крупа
(пускай лежит до четверга)
щепотка соли, рафинад
растаял сотню лет назад,
горох сухой, пшена пакет
и только три мешочка риса
жевать до Апокалипсиса.