И нам никак нельзя посторониться,
Не пропустить просторный лес вперед,
Но мы пойдем, попробуем и, может,
Случится все как раз наоборот:
Не мы его, а он нас растревожит.

* * *

Переведи меня не на иврит,
Но на язык травы и свиристелей.
Пусть из людей на нем не говорит
И не читает ни один, но целей
Таких и нет. Меня прочтут леса,
Поля, ручьи, тропинки, небо, звезды –
Меня прочтут природы голоса...
Надеюсь, что поймут. Ведь это просто.

* * *

Я, как песочные часы,
Переворачиваю сердце.
Оно идет, оно шуршит.
Мне разрешили здесь погреться,
И я к камину протянул
Ладони скомканные, словно
Листы бумаги развернул,
На них записаны неровно
Мои стихи: кусочки строф,
Две рифмы скромные, эпитет...
Но люди, давшие мне кров,
Моих стихов и не увидят:
Не покажу и не прочту,
Ведь то, что пишут на ладонях,
Потом хранят на самых доньях
Сердце... Согреюсь и уйду.

* * *

Подвинься, Гамлет, ты здесь не один.
И я хочу в пустых глазницах видеть
Зародыши божественных картин.
Надеюсь, ты на это не в обиде.

Меня сюда еще никто не звал
И позовут, мне кажется, не скоро.
Давай сейчас устроим карнавал!
Не надо на меня смотреть с укором,

Как будто сам святее всех святых.
Я знаю, Гамлет, слов на свете много,
Но ты... Ты слишком заигрался в них.
Ты, эдак, кончишь раньше эпилога.

А мне совсем не хочется вот так,
Чтоб новый гамлет мне смотрел в глазницы
И говорил «был Йорик, был дурак»,
И обо мне марал потом страницы.

«Быть», Гамлет, не вопрос, но «как» и «кем»,
Хотя и я немного суеверен,
И все-таки не создавай проблем,
А лучше создавай дома и двери,

Чтоб люди в них могли войти и жить.
Давай для них шутих запустим в небо!
Ах, если б, Гамлет, я тобою не был,
То я не научился бы любить!

ДВА ОТРЫВКА

Яр, от реки отламываясь, движется...
Р.Солнцев

1.

Вывернув серебряные корни,
Наклонилась ива над рекой,
Кажется, что нет ее покорней...
Только я, пожалуй, не такой.
Я вопьюсь корнями в землю яра,
Где скворчали надо мной стрижи,
Чтобы до последнего удара
Сердцу было, чем дышать и жить.

2.

Вот ведь родина-ссылка – Сибирь!
Как острожный, люблю эту землю,
Потому что иной не приемлю.
Мне и вправду боярин-снегирь
Соловья заводного милее.
Я стою на яру Енисея
И не знаю, на кой эта ширь.

* * *

М.О.

Словами, заключенными в клепсидру,
Мы время отмеряем – для чего?
Не для того ли, чтобы взяв пол-литру
И выпив в подворотне, вдруг родство
Почувствовать такое с этим веком,
Какого не достичь иным путем...

Нет больше смысла зваться человеком,
Но чувствовать себя травой, дождем,
Улиткой, соловьем – живым и вечным –
Как вроде должен чувствовать поэт!
Шероховатым воздухом аптечным
Мы дышим, как последним...
Больше нет
Ни нужных слов и ни одной клепсидры,
Которую могли бы мы разбить
И выпустить и выпить этот хитрый
Словесный яд – бессмертия вкусить.

* * *

Я назначу тебе свидание
На руинах роддома.
Просто сердцу заранее
Боль разлуки знакома.

Здесь, среди кирпичей и прочего,
Позаросшей бурьяном,
Вспомним лушего зодчего:
Время непостоянно.

Я надеюсь, что не расплачешься,
Не проронишь ни слова.
Память, стертая начисто,
Здесь написана снова.

Все, что помнило это здание,
Проживем за минуту.
Я назначу свидание,
Только сам не приду…