бабочке в Красном тереме. Для японки она, эта высокая русская, была первой любовью, во всяком случае, в этой России, и она была первой, что ей вообще понравилось в России.
Она шла, и все никак не могла дойти до своего университета, где заканчивала свой 4 курс. Она никак не успевала его закончить. Она собиралась жить вечно или что-то вроде того. Ей нравились открытые окна и закрытые двери. В 5 лет она впервые подумала о самоубийстве. В 7 лет она почувствовала в себе живую душу и с тех пор боялась ее вспугнуть. Она точно знала, что ждет ее дома: собачка и черная кошка, плитка шоколада, диск “Скорпионс”, бабушкина мельница для кофе с еле просматривающейся дарственной надписью, телефон, который постоянно звонит, потому что у нее много друзей. Она точно знала, что ее не ждет там и нигде: любимый гель для душа с запахом дыни, потому что он вчера закончился, утраченные возможности, потому что они никогда не вернуться, любимый, потому что его не было…
Она рисует мартовских кроликов в тетради, когда сердится. Она умеет писать стихи без единого знака препинания. В детстве она хотела стать врачом и балериной. В 14 лет она хотела впервые поцеловаться с парнем в подъезде, и чтобы у нее на окне росла финиковая пальмочка.
Она похожа на Анну Каренину. Она хочет встретить того человека, кто прокричит ее имя в ночной воздух за окном, того, кто заложит кирпичами ее имя в каждый дом в городе, того, чьи ресницы отбрасывают тень, как солнечные часы…
Она прошла около забора, густо заклеенного афишами: “Иоганн Себастьян Бах” и “Индийские слоны”. Она плыла через густой осенний воздух, как сонная муха, упавшая в сироп. Казалось, уже ей стукнуло все 30, пока она шла, растаяли все льды, началось и закончилось татаро-монгольское иго. Она спала на ходу. Родились дети, съели положенный им объем манной каши, пошли в школу, выросли, погибли на войне, написали свои бессмертные книги, женились, вышли замуж, родили своих детей… Ее программа зависла. В песочных часах забилась важнейшая часть. Все уже родилось и умерло, пока она скользила в ботинках, как на коньках. Она опять заспешила. Казалось, замороженный участок тротуара никогда не закончится. Белый полиэтиленовый пакет под порывами ветра был похож на кошку, припадающую, играя, к тротуару. Не верилось, но ведь наступит зима, и выпадет снег, и закроет весь лед. Японцы наденут смешные шапочки с помпончиками и закутаются в шарфы. Осветятся витрины магазинов, и она наконец-то сдаст свою пред-пред-последнюю сессию, и зажгутся рождественские звезды, ибо так возлюбил Бог мир.

ЭПИЛОГ

Больше мне нечего добавить о судьбе наших героев. Все знали, что она не жила счастливо до самой смерти, потому что ей было скучно жить до смерти, а умерла она рано, и поэтому счастлива она была только 7 сентября каждого года.
Город жил так же: так же пахло летом хлебом из булочной, а зимой – штормом с моря, которое, как вы помните, находилось слишком далеко от нее и слишком близко – к нему, а свое существование в виде старой раковины продолжало в левом углу ее комнаты.

Джинджер стала слишком старой, чтобы родить щенков, поэтому Вилли и Тина существовали только у нее в фантазиях. Кошка нашла свое логическое завершение, замкнувшись в кольцо. Двери в их бывшем доме никогда уже не закрывались так плотно, как раньше. Главная моя обязанность сейчас – сказать про этот дом, который начал свою осознанную жизнь как отражение в вазочке для фруктов и как любимая и лелеемая ею мечта, продолжил – на листе чертежной бумаги и завел короткий и нравоучительный роман с деревом, камнем и черепицей. Вы все еще можете увидеть его, если подниметесь на несомненно памятный читателю Холм Старого Виноградника, и, поверьте, внутри его на китайском столике все так же стоит белый кувшин, а на стене висит набросок его портрета, но то, что вы увидите, будет лишено лица и черт, потому что по дому гуляют сквозняки, а если наша героиня и заходит иногда, то лишь затем, чтобы поправить букет в кувшине, и не топит камина. Дом сознает свой диагноз, хотя осмотреть его не приходил еще ни один врач.
Мелисса, конечно, не послушалась совета и поэтому до самой смерти не была в Египте, а также она не вышла замуж, не бросила свою любовь и не бросила пить по выходным.
Зима спустя год была долгой, лето – жарким, Пасха – солнечной, а Рождество – снежным.
Бабушка умерла счастливой и очень старой, возможно, еще старше города, но, говорят, в последнем сне ей снились те внуки, которые не родились в то лето, а кто же не знает, как плохо это для мертвых.
Он ел слишком много чипсов и слишком быстро ездил на своей машине, чтобы это закончилось хорошо. Выставки с тех пор так и не было. Зато он написал свой роман, и в его заглавии стояло женское имя, и это было не ее имя, что к лучшему. Он два раза сжигал его, как это всегда бывает, но каждый раз он боялся довести дело до конца и выхватывал его из камина голыми руками. Лично мне кажется, что как раз поэтому он не войдет в школьные учебники, но он так часто обжигал руки, что этого не забыть мне. А мир вертелся все так же, потому что миру не дело замирать и прислушиваться к каким-то людям, которые, к тому же, не обращают на него никакого внимания. А вывеска магазина “Веселая утка” закончила свое существование в земле под яблоней, там она и заржавела, а через два века ее откопали и выставили на аукцион. Следы ее потеряны.