у Хемингуэя деньги (250 долларов в месяц). Вместе с женой Долорес они вырастили и воспитали четырех детей — Аурору, Бланку, Америку и Эльвиру. Дочери подарили родителям кучу внуков. А Хемингуэй напутствовал дочерей Старика, был почетным гостем на их шумных и веселых свадьбах, дарил внукам много подарков.
Как известно, 1 сентября 1952 года американский еженедельный журнал “Лайф” опубликовал повесть “Старик и море”. Она сразу же завоевала всеобщее признание. Да такое, что через два года писателю присудили Нобелевскую премию. Вряд ли кто из лауреатов мог похвастаться таким взлетом.
В печати стали появляться многочисленные публикации с рассуждениями, кто послужил подлинным героем повести. Может быть, это и подтолкнуло Эрнеста Хемингуэя, принимая в старом Дворце спорта памятную медаль Христофора Гаванского, произнести коротенькую речь: “Спасибо за медаль и излишние восхваления. Однако я принимаю ее от имени рыбаков северного побережья Кубы, живущих между Пуэрто-Эскондидо и Баяй-Ондой, и хочу преподнести мою книгу (“Старик и море” — О.Г.), если она того стоит, моему старшему товарищу по оружию Грегорио Фуэнтесу, моему еще более древнему товарищу по рыбалке Карлосу Гутьерресу и всем старым рыбакам, ведущим лов агухи, из Кохимара-Ансельмо, Фигурину, Эль Сордо и покойному Маркосу Пуйгу и всем живым и мертвым. Кохимар — это моя маленькая вторая родина...”.
Именно упомянутые писателем рыбаки так или иначе помогали ему учиться ловить “большую рыбу” и познавать тонкости тяжелого рыбацкого труда.
Здесь мне уместно рассказать о своей второй встрече с легендарным рыбаком. Участвуя в 1997 году в XIV Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване и имея богатого покровителя и спонсора, известного в то время в Саяногорске Сашу П., да еще повстречав в Гаване гида из прошлой поездки по Кубе, выросшего до должности директора туристического центра “Пан-Америка” Карлоса Кастро, мы на арендуемом авто поехали в Сан-Франсиско-де-Паула (район, где и расположена Финка Вихия). “Поехали к Хемингуэю!”.
Мы осмотрели музей писателя, который содержится в образцовом порядке, яхту “Пилар”, покоящуюся в парке, как один из главных экспонатов музея, выпили по стаканчику коктейля прямо под раскидистой сейбой, которая, конечно же, помнит и Хемингуэя, и Фуэнтеса, сфотографировались, осмотрели окрестности.
— А теперь поедем к Грегорио в Кохимар! — возбужденным тембром сказал Карлос Кастро.
— Ты шутишь? Разве Старик еще жив?
— Жив, жив, и еще даже ром пьет!
— Да мы его русской водкой угостим, сибирской!
— Грегорио будет этому очень рад!
Не прошло и десяти минут, как наш экипаж очутился возле небольшой бухточки, где и впрямь пахло рыбой. И хотя я ни разу до этого здесь не был, но что-то волновало и влекло. Конечно, поселочек Кохимар описан Хемингуэем в повести “Старик и море”, а ресторанчик “Терраса” — в “Островах в океане”. Помните, сюда любил заглядывать Томас Хадсон, чем-то напоминающий самого писателя.
— Тут все дышит Хемингуэем, — сказал Карлос. — Перестроенная база спортивного рыболовства носит его имя. В ресторане “Терраса” всегда висят фото

графии писателя. Кстати, отреставрировать ее дал личное указание Фидель, потребовав, “чтобы все было, как при Хемингуэе”. А к памятнику Эрнесто мы сейчас подойдем...
Группой, следуя один за другим, мы зашли в небольшой парк, где с одной стороны на всю ширину простиралось море. И вовсе не сразу углядели погрудную бронзовую скульптуру Хемингуэя.
Как только Грегорио узнал о смерти друга-писателя, он сразу же пришел к рыбакам Кохимара. Они все до единого собрались в этом парке. Рассказывают, что рыбаки были немногословны, но едины в решении: этому “американцу” нужно сделать памятник и установить его в парке поселка. За хорошее решение все пропустили по большому глотку в память о “товарище-старике”.
Трудность ждала единомышленников впереди. Когда Грегорио побывал у скульптора, тот ему сказал: “Ты же знаешь — блокада. Бронзы для вашего заказа нет!”.
“У нас есть бронза! — ответили рыбаки. — Из нее сделаны ходовые винты наших лодок. Подойдет?”.
“Подойдет!” — согласился скульптор.
Каждый отдал все, что мог. И тогда скульптор отказался брать деньги за работу. “Хватит того, что вы раздобыли металл. Значит, добрым человеком был ваш друг!”.
“Очень добрым, как и ты!”, — ответили рыбаки.
Скульптура понравилась жителям Кохимара. Она поставлена напротив причала, у которого обычно стояла “Пилар”. Хемингуэй много раз проходил к своей красавице через эту, тогда еще безымянную площадь.
Солнце уже пошло на закат, когда наша машина подъехала к домику Грегорио, двери которого выходят на восток. Старик, видно по всему, был уже осведомлен о гостях, хотя и не знал, кто и откуда. Он стоял на передней верандочке, окидывая взглядом бухту.
Карлос познакомил нас с хозяином дома, он тепло здоровался с нами, зорко всматриваясь в лица. Проронил: “Раньше советских у меня бывало много!”.
Мы ничего не стали уточнять у Старика, а наоборот, говорили, что побывали на Финке Вихия, видели “Пилар”...
— Да, я передал ее Фиделю, — улыбнулся Грегорио.
Меня эти слова очень заинтересовали, я не мог понять, как это передать яхту, принадлежащую Хемингуэю? И пока Карлос переводил Старику мое удивление, Саша разливал “Миналовскую” по стаканчикам, раскладывал закуску. Мы выпили за знакомство с легендарной личностью. Старик потягивал напиток мелкими глоточками. Был доволен. Закусывать не стал.
Не забывая о моем вопросе, Грегорио извинился и на минуту зашел в квартиру, откуда также быстро вынес какой-то документ и протянул переводчику Карлосу.
— Это, Алексис, — обращаясь ко мне, сказал кубинский друг, — завещание самого Эрнеста Хемингуэя. Можешь записать.
“23 августа 1961 года.
Следуя распоряжениям, содержащимся в письме, адресованном мне и приложенном к завещанию, составленному и заверенному в 1956 году, я передала в дар Грегорио Фуэнтесу, проживающему в Кохимаре, 209, яхту Эрнеста “Пилар” и довела до его сведения, что он может распоряжаться ею по своему усмотрению. Эрнест выправил ему свидетельство на звание