***

Дмитрию Суховерхову

Уйти в метель. Стать снежным человеком.
Пугать в лесах голодное зверье.
И позабыть, каким изранен веком.
И обходить за сотни верст жилье.

И там, в краю, людьми неодолимом,
Найти себя и вывести туда,
Где хлеб пахуч, где небо пахнет дымом,
И где нежна, как женщина, вода.

***

Я проснулся ни свет, ни заря.
Пар неоновый от фонаря.
И деревья во тьме, как в дыму,
Подступили к лицу моему.

Прикоснулись к ладоням листвой
И вздохнули: “Да он ведь живой!”
И опять отступили во тьму,
И опять я один. Почему?

***

О чем ты, не пойму, о чем
Все говоришь и говоришь мне?..
Твои ладони пахнут вишней,
А губы манят калачом.

Как жадно я целую их
И всю тебя в себя вбираю,
От злых предчувствий обмираю
И умираю за двоих.

О чем ты, не пойму, о чем
Все говоришь и говоришь мне…
Пусть кто-то будет третьим лишним,
Но я-то, я-то здесь при чем?

ДОНА АННА

С усмешкою едва заметной
Взглянув, поморщилась слегка,
Но вот уже небезответна
Ее холодная рука.

И вот уже надежды проблеск,
И вот уже с рисовкой жест.
Воспринимается как доблесть
Обман, пока не надоест.

Ах, ваша шея, дона Анна,
Ах, это ваше декольте!
Не сотворите Дон-Жуана
В извечной женской доброте.

Глядят сквозь пальцы ваши боги,
И закружилась голова,
Уже с груди скатились в ноги
Сорочки тонкой кружева.

Что может быть обмана слаще?
Внук Дон-Жуана мелет вздор,
Хотя все так же леденяще
В затылок дышит Командор.

***

Нет, нет, не надо ни припарок, ни примочек.
Обиды, ненависть и боль – переживу.
Лишь, как в младенчестве, сожмусь в тугой комочек,
Покрепче стисну зубы и… не зареву.

И вновь распахнутым, пусть дерганым и дерзким,
Я загляну во все холодные глаза
И улыбнусь холодным рожицам и зверским,
И помолюсь за них на лица-образа.

На лица – образы таинственных прохожих,
Порой встречаемых случайно в суете.
Мне отчужденье их иной любви дороже,
Мне их явленье, как прозренье слепоте.

Я поклоняюсь им за то, что их не знаю,
А только чувствую – как ветер, как мороз.
И заклинаю их – живите! – заклинаю.
И если слезы есть, уж не стесняюсь слез.

***

Бабушка внука учила молиться.
А малышу было годика три.
Вечер. Лампада. Казалось, божница
Ласково светится вся изнутри.

Чадо молитвы с восторгом лопочет
Перед едой, перед сном, после сна.
Бабушка внуку хорошего хочет.
И хорошо, что не знает она:

Вырастет внучек – забудет молитвы,
Будет стихи, как молитвы, слагать.
И по земле, как по лезвию бритвы,
Сможет без слез, стиснув зубы, шагать.