Летом стыдно нежить тело,
потому как летом дела
у крестьян невпроворот:
свиньи, куры, огород,
козы с овцами, коровы,
пашня, пчёлы, сад фруктовый
и ещё десяток дел
знает всякий земледел.
Марья сладко потянулась:
“Слава Богу, что проснулась,
больно страшный снился сон,
напугал не в шутку он:
колдуны всё да злодеи.
Эй, Иван, вставай скорее,
солнце красное встаёт,
нас давно работа ждёт.
Мы к обеду сварим с Машей
для тебя хоть щи, хоть кашу,
ну, а коль поможет Бог,
сладкий сделаем пирог,
если хочешь, — можем с рыбкой”.
“Молодец ты, — муж с улыбкой
обнял Марью, — я с тобой,
как за каменной стеной.
Всё ты можешь и готова
угодить мне вновь и снова,
благодарен я судьбе
и завидую себе”.
Неожиданно с полатей
птичка прыгнула к кровати.
Марья крикнула ей: “Чиж,
ты откуда, что молчишь?
Или ты с дороги сбился,
иль от ворога укрылся,
может быть, споёшь, с утра
пожелаешь нам добра.
Ведь не зря ты скачешь дома,
словно друг или знакомый”?
Чиж чирикнул, сел на стул
и в окошко упорхнул.
Марья вдруг загоревала:
“Эту птичку я видала
то ль во сне, то ль наяву,
то ль слыхала чью молву,
но она мне как родная.
Отчего? Пока не знаю.
Ты не ведаешь, Иван”?
“Нет, я спал, как басурман, —
он в ответ,- иль, как девица,
так что было не до птицы.
Правда, видел сон, что мы
вдруг дожились до сумы.
Из-за подлого злодея,
ты пропала, я, жалея,
охранял детей, как мог, —
всё же вскоре в землю слёг”.
Марью всю заколотило:
“Значит, это вправду было —
колдовство, скитанья, дед
и мучений тридцать лет”.
Подошел Иван: “Причины
я не вижу для кручины,
сон дурной — он всё же сон,
не велик с него урон.
Мы с тобою, видишь, вместе,
дом, скотина — всё на месте,
дружно, весело живём,

чаша полная — наш дом”.
“Коли так, давай за дело, —
Марья вновь повеселела, —
проболтали пол утра,
нагонять часы пора”.
И, как белка, закрутилась,
в суете чуть-чуть забылась,
отлетел куда-то сон,
как пустой ненужный звон.
Раскраснелось к полдню солнце.
Марья глянула в оконце
и увидела: старик
шёл деревней напрямик.
Толстой палкой суковатой
пыль пахал он, как оратай
пашет полюшко весной.
С виду страшный он и злой.
Деревенские собаки
взвыли разом, так во мраке
воют волки на луну,
поминая сатану.
Люди деда сторонились,
за спиной тайком крестились,
и не глядя взад, бегом
торопились скрыться в дом.
Дед замешкался немного,
а затем свернул с дороги
и зашёл в соседний дом
без расспросов прямиком.
Марья ахнула, пред нею
промелькнули вновь злодеи
и безумно длинный сон:
“Значит, снова ходит он,
значит, кто-то примет муки
через эти через руки.
Я ж рвала из сердца кол”.
Марья рухнула на пол.
Долго нет, она лежала,
но очнулась, быстро встала,
на ходу схватив платок,
побежала за порог
прямиком к соседской хате,
чтобы всё о супостате
рассказать и тем помочь
отвести напасти прочь.
Чуть живая в дверь вбежала.
Что же видит? Среди зала
стол под скатертью стоит,
за столом колдун сидит,
перед ним большая чаша
с маслом сдобренною кашей,
рядом в потной кринке квас,
видно, с погреба зараз.
За столом ее подруга
деда кормит, словно друга,
поднесёт да подольёт.
Дед мурлыкает, как кот,
улыбается хозяйке
да рассказывает байки.
Та хохочет во весь рот
и щебечет в свой черёд.
Марье стул пододвигает:
“Проходи к столу, родная,
не стесняйся же, иди,
с гостем нашим посиди.
Ходит он от края к краю,
много видел, много знает,