<<

— Гляди, веток навалено, не проберешься! Так и знал, свалил он эти ели — вот Феликс ему задаст по весне, костей не соберем, собакам не хватит. (Это уже Мефодич, завхоз).
Узнавание успокоило, и было приятно слушать сквозь полусон, сквозь дремоту эту перебор бодрых голосов. В лаборатории еще что-то рухнуло, посыпались стекла, и в предбаннике притихли.
— Чего это? Посуду бьют...
Дверь резко распахнулась. Возник выхваченный, как при не очень яркой фотовспышке, высвеченный снегом и фарами дверной проем. В него старались втиснуться сразу две фигуры, судя по очертаниям, в добротных дохах. Зашарили лучи фонариков.
— Вот он, не пойму, кто это... Положите его осторожно, вот сюда!... Не сочинил, значит. Кулик-то, странник наш зачарованный. Теплый, дышит, живой? Но почему человек на полу валяется, да еще раненый? Что же это он его на лежанку не перенес, неудобно же! И где он сам, етит-тать, дрыхнет, что ли, зараза?
— Кулик, ты где? — взревел завхоз, выпустив облако подсвеченного пара.
— Да вон же он лежит, у камина...- уже гораздо спокойнее произнес второй голос, и на мгновение наступила тишина.
— Ноги... осторожнее! — хрипло проговорил он в этой тишине, с трудом разлепив спекшиеся и обметанные губы, — и собак... Собак не забудьте... покормить...
Через мгновение он почувствовал, что ноги его осторожно ощупывают, и в который раз почти привычно и с облегчением потерял сознание от боли.
Уже в вездеходе, в пропахшем соляркой, все повидавшем чреве, опять мучительно очнувшись, он не столько увидал, сколько почувствовал на себе этот понимающий, а значит, прощающий взгляд. Собственно, это действительно было только ощущение: самих глаз не рассмотреть в прыгающей полутьме, ни цвета их, ни выражения, лишь время от времени отсвечивали белки, когда шевелящиеся где-то впереди и глухо переговаривающиеся тени приоткрывали на миг тусклые лампочки приборной подсветки.
— Ты смотри, как мы вовремя! А если бы я не струхнул пурги и не зашел случайно в контору связь проверить?
— Да, боюсь, завтра было бы уже поздно... Мужики, ну вы как там, ничего? — донесся сквозь гул усталый и озабоченный голос доктора.
Никто не ответил. Не разомкнув губ, не произнеся еще ни слова, они уже начали столь долгожданный, отрепетированный даже, но все равно сулящий всяческие неожиданности уединенный разговор, тот самый, одну из основ всякой одинокой Станции: ты один, и это хорошо, ты к этому стремился, но невольно ждешь, чтобы кого-нибудь занесло на огонек и можно было наговориться встрасть...

г. Падуя

 

 

 

Николай Еремин

ТРИ ССЫЛКИ ИОСИФА БРОДСКОГО

1.
В мире — холод русский, хлесткий,
Замерзают стар и мал —
И поэт Иосиф Бродский
Едет на лесоповал...
......................
Много он за годы эти
Заготовит слов и дров!
Станет жарко всем на свете
От пылающих стихов...

 

2.
От нас, от жизни идиотской
Недаром много лет назад
В Америку Иосиф Бродский
Уехал, сам себе не рад, —
И от награды до награды
Живёт по чувству и уму...
........................
Недаром мы себе не рады
С тех пор завидуем ему.

 

3.
Бродский умер, но метод его живет:
Подражают ему то Кинжеев, то Рейн, как дитяти...
Кажется мне порой: он воскреснет вот-вот
И вернется в Россию — неузнанный — на осляти...

 

 

  >>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 5-6 2002г