Только луч и луча остриё
в этих залежах мрака и льда.
В этом времени, что не прольет
ни единой слезы никогда.

31 января 1978 г.

***
Узнаешь скоро сам, сама
узнаешь, что случится скоро.
Так узнаваема зима
и ею вытоптанный город.

Так узнаваема судьба
и ею выбранная сцена.
Так будет узнана труба
Архангела щепоткой тлена.

4 декабря 1996 г.

***
С дымом Отечества надо решать:
здесь, на чужбине, он так же, как там,
хочет, чтоб неба открыла сезам
Пренепорочная Божия Мать.

И открывается белая дверь,
и запускается нищенский дым
перечнем наигорчайших потерь.
Наисладчайших надежд, что любим.

***
Взгляд упал и умер в Чужестане,
и одна лежала я в долине,
бывшим чувством думая о ране,
жарком полдне и небесной глине.

Снилось мне, что было время, было
место, было действие, что дважды
поднималась пыль и уходила
от науки, что имеет каждый.

Снилось мне, что огнестрельной раной,
рваной болью, жизнью перебитой
снова наслаждается охрана
из санкт-петербургского гранита.

***
Ангела лицо открыто вроде
розы, или книги, или дали.
И никто из мертвых не свободен
от любви, а стало быть, печали.

Пасть за дело, чтобы не задела
жизнь с ее шипами из металла.
В розе, не имеющей предела,
Ангел улыбается устало.

Дай отстать на жизнь, посланник Божий,
дай на смерть отстать, устать от мрака.
Чтобы постепенно павший ожил,
к вере и надежде одинаков.

Из книги “Памяти памятников”

***
Томасу Венцлова

В памяти чёрные дыры — прощай, Мнемозина.
Памятник некому ставить прошедшему, где
грязь котлованов, погостов тяжёлая глина,
чтобы пропало желанье ходить по воде.

Длань так привыкла бросать комья в страшные ямы,
что не поднимет ни камня уже, ни ружья.
Троя сгорела, и кончилось время Приама:
девы исчезли и жёны, друзья и мужья.

Будто воронки на дне оказалась одна после взрыва,
силясь собрать из осколков разбитую речь.
Чтобы очнулась и вывела мелко и криво:
память от памяти нужно хранить и беречь.

***
Посмотри,
каким старым
стало зеркало,
отражая тебя.

***
У Язона зрачки высшей пробы, Язон
различит и во тьме золотое руно.
Потому и отправился в плаванье он,
потому и узнал, что другим не дано

было знать. По Медеи слезе он узнал
вкус отчаянья, ярости, мести, тоски.
По безумству её он судьбу отыскал,
что узлом завязала их жизни морским.

И ещё он узнал по одежде жены,
что его серый пепел ждёт, жёлтый песок,
красный день с объявлением чёрной войны.
И руно — золотое, как ранний Восток.

г. Париж