РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ ВДАЛИ ОТ РОССИИ*
АМЕРИКА
Василий АКСЕНОВ
ГЛАВЫ ИЗ РОМАНА
“КЕСАРЕВО СВЕЧЕНИЕ”**
Одинокий Стас Ваксино
Я включаю автоответчик и сразу же слышу голос Эйба Шумейкера, своего коллеги
по Центру изучения и решения конфликтных ситуаций. “Давай встретимся на
ланч перед Вибиге, идет? Мне нужно с тобой говорить. Позвони мне обратно.
О”кей?” Эйб предпочитает говорить со мной по-русски. У него почти нет
акцента. Десять лет назад его, конечно, принимали за эстонца, но он всегда
стремился там сойти за своего еврея. Очень часто так и получалось, пока
он вдруг не употреблял какой-нибудь совершенно несусветный прямой перевод.
Однажды весь московский бар в изумлении повернулся к нему, когда он заказал
“одно стекло вина”.
Гош, получается довольно забитый день! Утренний класс, обсуждение двенадцати
курсовых работ плюс слайды супрематизма. Проверка e-mail, телефоны, заказ
книг на осень. Потом ланч с Шумейкером. Догадываюсь о теме срочной конфиденциальной
беседы. О чем бы мы ни говорили, будь это Босния, Кавказ, Восточный Тимор
или раннее христианство, — все сводится в конечном счете к одному: как
жить ему, одинокому ипохондрику? Засим последует традиционная четверговая
дискуссия у нашей директрисы Вибиге Олссон. И здесь все мировые конфликты
приводят к самому животрепещущему — к выборам нового провоста. Завершается
день в аэропорту, встреча сестер Остроуховых. Значит, до этого надо будет
заехать на шопинг в “Свежие Поля”: прокормить трех прожорливых дам не
так-то просто.
Разгорается понемногу весна — она, кажется, опять принесет конец моему
одиночеству. Не исключено, что вслед за прилетом сестер начнется новое
нашествие соотечественников. Десять лет назад, после смерти моей любимой
Кимберли, я остался один в этом большущем доме, что задними окнами смотрит
в дремучий лес, а фасадом обращен в сторону стеклянных террас “коридора
высокой технологии”. Ненадолго здесь появилась вздорная Марджи со своей
мамочкой, русо-фобкой Мэрилу, но потом они отправились погостить в Орегон
и не вернулись. Я снова остался один, если не считать редких и всегда
неожиданных промельков Прозрачного. Я впал тогда в элегическое настроение
и утешал себя строчками Анненского про “одиночества прекрасные плоды”.
Плодов действительно собралось немало — чем еще заняться стари
* Это вторая попытка редакции “ДиН” свести под одной обложкой
живых русских писателей, которых судьба раскидала по белому свету в минувшем,
темном и лживом двадцатом веке. Первый раз мы сделали это под девизом
“Рожденные в СССР” в номере 5-6 за 1997 год. Конечно, мы повторим попытку
еще, может быть, в 2003 году, но, разумеется, мы исходим из личных пристрастий,
обращая особое внимание судьбам бывших сибиряков...
** Печатается с разрешения Автора, Издателя и Литагента (Москва)
ку под шум титанических деревьев, если не плодоношением,
— однако некому было оценить их прекрасность.
Между тем в Советском Союзе начали приоткрываться шлюзы, и вскоре хлынуло.
Друзья звонили день-деньской и извещали о прибытии. Нет, они не напрашивались
в гости, они другого и не представляли. Для каждого советского тогда поездка
в Америку казалась всемирно-историческим событием. “Вообрази! Я! Еду!
В Америку! Ведь меня же никогда никуда! Не пускали (или не посылали, ухмыльнется
тут какой-нибудь Фома-невера)! И представь, у кого я остановлюсь, — у
Стасика! (Фома-невера делает вид, что не понимает, о ком идет речь, —
у Власика?) У Стаса Ваксино, кричит счастливец, того самого, ведь мы с
ним когда-то немало ведь водки-то! (Да много ли, думает Фома-невера, но
потом сдается: слишком неподделен энтузиазм.)
В апогее этого открытия Америки дом был заполнен под крышу. Народ располагался
не только в спальнях, но и в гостиной, и в столовой, где у американцев
в общем-то не принято располагаться. В какой-то момент даже в гараже пришлось
поставить две койки. Подвал вообще стал шумным общежитием. Каждый раз,
возвращаясь из университета, я гадал, сколько персон соберется к ужину,
и каждый раз ошибался. Иногда было меньше: кто-то неожиданно отлучался,
но чаще больше, потому что гости приглашали своих гостей: ведь Стас не
откажет, он будет только в восторге, ведь он здесь истосковался без московского-то
духа — ну без этой нашей своеобычинки.
Как-то раз я подъехал около двух ночи, когда все огни были погашены. Перешагнув
порог, я увидел, что в anteroom ну, как это по-нашему — в прихожей, что
ли, — кто-то сопит на двух сдвинутых креслах. С удивленьем я опознал чету
Сла-востелькиных. они мирно спали валетом.
Из подвала доносился плач ребенка — это, кажется, внучка Марата Абдулова.
Наверху, в одной из ванных комнат, что-то ритмично поскрипывало; не обращайте
вниманья, маэстро. В гостиной, открыв большую пасть, напевал какой-то
вокализ во сне скульптор, который привез в дар Вашингтону бронзовую скульптуру
“Пушкин в возрасте Державина”. Все диваны здесь были заняты: Марк, Руслан,
Ася Дмитриевна, Изя Незабудкин. двое десятилетних детей, Збышек Ржевич
(проездом из Варшавы в Мельбурн)... Все четыре спальни, разумеется, были
заняты. Меня давно уже
Скачать полный текст в формате RTF