Мария ДРЫГАНОВА

ЦВЕТОЧНЫЕ ИГРЫ

Сашка погиб… Когда? Телеграмма пришла сегодня, но кто знает, сколько времени прошло, прежде чем решили, наконец, известить старую, ещё школьную подругу, изредка присылавшую открытки или длинные письма, на которые даже не ожидалось ответа?
В пути уже целый день. Чай едва теплый. И под размеренные перескакивания колес я то и дело оказывалась в плену у тягостных снов, легко просачивающихся сквозь любое самообладание…
Я познакомилась с ним в шестнадцать лет. Я была тогда обычной, не очень-то примерной девчонкой в джинсах, с кучей проблем и самодельных браслетов на запястьях.
Хотите знать об интересующих Вас стране и времени всё – посмотрите на молодежь. И Вам все станет ясно.
Мы проводили время во дворах, а когда становилось холодно – забивались в подъезд. Мы почти всегда были пьяны, очень много курили. Я помню свои первые поцелуи – они всегда приходились на прокуренные губы… У нас пороки поменялись местами с идеалами. Хорошо еще, что неокрепшие души, с которых идеалы были резко сдернуты эпохой, не остались пустыми. Каким бы ни был этот заменитель, опаснее всего пустота – тоска сваливается в неё и все равно никак не может заполнить.
Долгое время я была влюблена в Сашку. Он был не просто красив. Некоторые люди поистине чудовищным образом накаляют воздух вокруг себя. А затем напряжение перекидывается на небо, на землю, на вас. Сашка был из таких.
Мне хотелось быть с ним. Для этого надо было вести себя, как он. Даже курить “травку”. Однажды, когда мы покурили и, как следствие, проголодались, он вынес во двор мешок халвы. Мы жадно набросились на нее. И вдруг в какой-то момент мне показалось, что нижняя часть моего лица резко съехала вправо. Пытаясь найти собственный рот и затолкать в него халву, я вымазала себе все лицо и шею. Когда халва кончилась, мы с Сашкой долго сидели на скамейке и с наслаждением облизывали себе ладони.
Так я и шла за Сашкой по извилистым тропкам его увлечений. До тех пор, пока моя влюбленность не превратилась в дружбу. Я могу точно сказать, с какого момента она началась. Мы перебирали старые кассеты, и вдруг одна песня будто пробрала нас до костей. Пораженные тем, что чувствуем одинаково, мы стояли и улыбались друг другу.
С того дня мы много времени проводили вместе. У нас были любимые места прогулок и ещё – наша тайна. Странное место за городом. И ведь недалеко – пятнадцать минут езды. Там были такие буйные цветы, такие пахучие травы! В траве можно было прятаться и играть в жмурки.
И там были огромные нахальные бабочки: они все время на нас садились. А однажды Сашке на голову сел птенчик. Ласточка. Сашка заранее обрился наголо – предстояло идти в армию, и это был прощальный вечер. Сашка снял с головы птенца и на несколько секунд задержал в ладонях. Я с трудом сдержала вскрик: казалось, одно движение Сашкиных сильных мускулистых рук – и раздастся прозрачный звенящий хруст полых косточек. Но он поглаживал перышки ласточки

одними подушечками пальцев, а на его лице была такая трепетная, восхищенная и растерянная улыбка, что я вся обмерла, потрясенная. И откуда в нем столько неизрасходованной нежности?
Сашка уехал на следующий день. Мы виделись теперь только когда он ненадолго приезжал домой. В редкие часы встреч нам даже не о чем было говорить друг с другом…
Он больше не был мне любимым. И не был другом. Скорее, собутыльником. Да, пожалуй, это точнее всего. Мои чувства к Сашке шли по наклонной вниз. Я все ждала, что они истончатся окончательно.
Примерно в это время я и попала в больницу. Знаете, что в этом самое ужасное? То, что родные лица – только эпизод в течение дня. Как бы часто тебя ни посещали, это уже ничем не поможет. Сны повисают на люстре черно-белыми лохмотьями. Боишься засыпать – а вдруг приснится то, мысли о чем днем можно отогнать?
Когда Сашка пришел ко мне, я даже не обрадовалась. Мы поздоровались, а потом, как я и предвидела, разговор повелся по давно мне известной схеме: “Ну как ты?”, “Ты выздоравливай давай.”, “Я еще завтра зайду…”. Вскоре Сашка засобирался. Но вдруг он шустро, как бельчонок, оглянулся на медсестру и в ту же секунду сунул мне под одеяло бутылку водки в полиэтиленовом пакете. Весь вечер я хохотала, как сумасшедшая. А ещё через неделю меня выписали. Не веря своему счастью я ошалело брела по городу, а впереди меня распускалось влажноватое бирюзовое облако первой листвы.
После армии Сашка не вернулся в город, стал работать “контрактником” в “горячих точках”. Мы писали друг другу четко одно письмо в год. А однажды вместо обычного письма пришла телеграмма…
Внезапно поезд резко дернулся, и прошлое, заслонившее от меня Сашкину смерть, превратилось в полупрозрачное облачко пыли. Я пытаюсь накрыть его рукой, чтобы не разлетелось – напрасно.
И вот я брожу по городу, который несколько лет был твоим. Зачем приехала? Чтобы походить по улицам, которые, может, помнят твои шаги. Впрочем, как их упомнить в этом каждодневном автомобильном грохоте? Чтобы посмотреть на витрины, в которых (а вдруг?) могло отразиться твое лицо. Может быть, для того, чтобы хоть как-то обуздать свою жизнь – отчаянную и беззвучную теперь, как крик под водой.
Ты был мне… Нет, вовсе не той второй половинкой, с которой только и можно познать настоящую Любовь. Ты – большее. А вот что – я не знаю. Ты был плохим, испорченным и даже опасным, но ты был

Скачать полный текст в формате RTF