Виктор ЖУРАВЛЕВ

О ЧЕМ ПЕЧАЛИШЬСЯ, КУКУШКА?

***
Звёзды, звёзды
в бесконечных мирах надо мной...
Звёзды, звёзды
на ладони я брал по одной,
размечтавшись когда-то
у таёжных костров — пацаном,
на Курилах солдатом
в карауле ночном.
Разоспишься на жёсткой постели
меж храпящих и млеющих всласть,
разводящий коснётся шинели —
и опять эти звёзды считать.
Звёзды, звёзды,
нас влечёт ваш таинственный свет.
Густо падают, падают звёзды —
и душа им стремится вослед.
Но, влюблённый в зелёные звёзды,
в Млечный путь не направлю стопы.
Слишком вкусен наш воздух морозный,
снег мерцает, что звёздная пыль.
Как бодрит вот сейчас под ногами
аппетитный земной его хруст!
Звёзды, звёзды, любуюсь я вами,
но расстаться с Землёю страшусь.

КУКУШКИНЫ СЛЕЗКИ

О чём печалишься, кукушка?
О чём так слёзно ты грустых?
Неужто тягостно, неужто
в лесах невесело густы?
В траве не ирисы ли слёзки,
твои кукушечьи грехи,
синеют, хрупки и неброски,
тайги тончайшие духи?
И вспоминается святое,
как их мальцом отведал я,
и надо мной, моложе вдвое,
всплакнула матушка моя.
Ах эти слезы! По оплошке
не ты ли, птаха, в час лихой
свои лиловые сапожки
в траве посеяла глухой?
Я рвал их в юности... О чём-то
пою — напеться не могу,
в цветы влюблённый, как девчонка,
один поэт на всю тайгу.
Теперь не рву я летом ранним
цветы кукушкины... Мне люб
их дух таёжный, что дурманит,
пьянит, как влажность женских губ.
Не пролетай, кукушка, мимо.
Кукуй, кукуй, до коих пор
мне жить да быть в тайге родимой,
судьбы поведай приговор.

БАЛЛАДА О КЛЮКВЕ

Хоть за клюквой помани,
упаси меня, болото,
от житейской толкотни,
трепачей и живоглотов.
Пусть нырну разок-другой,
наподобие квакуши,
не сказать, чтоб с головой,
но по самые по уши.
Тренер,четверо ребят,
Пять ядрёных старшеклашек
то друг дружку теребят,
то плывут по ржавой каше.
Наконец, сухой мысок,
в кедраче листвяжный домик.
Всех, кто голоден, промок,
он обсушит и накормит.
Оклемались — и айда
к Щучью озеру. А ну-ка,
где тут ягода-беда,
подмороженная клюква?
Как насыпана кругом!
Доим мох — за кочкой кочку,
кто горстями, кто совком,
кто на на цырлах, кто вприскочку.
И куда ни поверни —
ни бичей, ни живоглотов.
Хоть за клюквой помани,
упаси меня, болото.
Чтоб в курной парилке той
с той же кодлой развесёлой
выколачивать пихтой
ржавь болотную и квёлость.

В МАЛИНОВКЕ

Где на попутных, где пешком,
до этих ягодных угодий
мы добрались — и в горле ком,
хоть можно радоваться вроде.
Знакомый, собственно, пейзаж
От Подмосковья до Камчатки:
с побитой техникой гараж,
полуразрушенные хатки.
Дурниной пашни заросли.
Какой пронёсся тут воитель?
Гонитель частника с земли?
Или ретивый укрупнитель?
Присел, в раздумье теребя
свои расхлёстанные кеды.
А может, сами тут себя
когда-то съели самоеды?
И ни живой вокруг души —
ни пастуха, ни тракториста.
Лишь только ласточки в тиши
над нами носятся со свистом.
Ликуя, вторит им скворец.
Не в честь ли нашу пасторали?
— Вернулись люди, наконец!
Не зря мы верили и ждали!
Но воробей нам: “Чьи вы,чьи?”
И я в ответ шепчу в досаде:
— Да не свои мы, не свои!
Не хлопочите бога ради!

г. Красноярск