<<  

Андрей НОВИКОВ

ПО ТУ СТОРОНУ
НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ

 

Андрей Новиков (р. 1966) – профессиональный политолог, автор аналитических публикаций в “Литературной газете”, еженедельнике “Век”, журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Дружба народов”, “Звезда”, “Москва”, “Юность”, “Пушкин”, “Век XX и мир”.

 

Дискуссия о национальной идее началась полтора года тому назад. Президент собрал обществоведов, философов и предложил им сформулировать идею, которая могла бы объединить Россию.
Решено было следующее (цитирую по “Российской газете” и “НГ”, наиболее активно включившимся в обсуждение).
а) национальная идея – это идея федерализма;
б) национальная идея – это идея “среднего класса”;
в) национальная идея – это идея православия;
г) национальная идея – это идея социальной справедливости;
д) национальная идея – это идея “обустройства” (по Солженицыну);
е) наконец: национальная идея – это отсутствие национальных идей вообще (то есть жизнь как таковая).
Мне, Андрею Новикову, также пришлось принять участие в этой дискуссии (или, точнее, предвосхитить её задолго до появления). В журнале “Дружба народов”[1]  я утверждал шокирующую мысль, что национальная идея в действительности может оказаться не такой привлекательной, как принято думать, и что, скорее всего, это будет криминальная идея.
Примерно через год дискуссия о национальной идее зашла в тупик. Негласным кворумом обществоведов, публицистов было решено, что национальную идею вообще не нужно искать, поскольку она, идея, давно уже есть в обществе. Писали об этом наиболее изощрённые в подобных дискуссиях публицисты, в частности, критик Наталья Иванова. Положение, однако, осложнялось тем, что эту “уже существующую идею” тоже нужно как-то формулировать, а для того, чтобы формулировать, её необходимо сначала найти. Поэтому начали искать то, что уже было найдено. Дискуссия о национальной идее отчасти превратилась в дискуссию о дискурсе, в рамках которого она, идея, должна была быть сформулирована.
К настоящему времени, когда я пишу данную статью, о национальной идее предпочитают не вспоминать. Зато приходится ежедневно вспоминать о националистических организациях и в широком смысле о национальной фразеологии, необычайно распространившейся в это время в России.
Похоже, общество нашло свой ответ на поставленный вопрос.

Позволю себе высказать несколько уточняющих суждений, позволяющих более полно представить смысл дискуссии.
Дискуссия о национальной идее с самого начала предполагала двусмысленный характер: было неясно, о какой идее идёт речь. Идее как национальной идеологии? Или об идее в духовном смысле, как о метафизической или феноменологической реальности?
По поводу первой всё ясно: идеологию можно выдумать любую. Но и “объективное” сознание самого народа, думающего о себе, — оно тоже обманчиво, о чём хорошо заметил В. Соловьёв: “Национальная идея есть не то, что народ думает о себе во времени, но то, что Бог думает о народе в вечности”. Мне, к слову сказать, всегда казалось, что Бог ничего не думает о русском народе в вечности. А если и думает, то явно что-то нецензурное.

 

 

 

 

В любом случае мы имеем три уровня “идей”: а) национальная идея как интеллектуально-манипулятивный проект, создаваемый интеллектуалами; б) национальная идея как состояние самой нации и в) национальная идея как Божественное провидение.

Что касается идеологии, то сам факт социального заказа на “национальную идею” говорил, как ни странно, о том, что такая идея уже существует в обществе.
Вопрос “что объединит нацию” своим ответом всегда имеет вопрос: КТО? Кто задаёт этот вопрос, тот и “объединит” нацию. “Искать” идею может, строго говоря, только Власть, нацеленная на создание у себя дополнительного идеологического компонента. То есть вопрос об идее есть вопрос о власти в той мере, в какой он вообще задаётся. Если бы национальная идея России лежала не в сфере власти, а, предположим, в сфере культуры или религии, то не было бы вопроса о том, чтобы “найти” её.
Поиск “национальной идеи” – это в действительности поиск зеркала, в котором власть могла бы увидеть себя.
Это – первый момент.

Второй. Спросим: может ли вообще в стране быть какая-либо специальная “национальная идея”?
Идея, объединяющая семью, не есть “семейная идея” – она есть Любовь. Либо Любовь, либо просто опыт совместной жизни, но уж никак не “идея”.
Идея, объединяющая большой город, тоже не есть какая-либо специальная “городская идея” – она есть идея тех, кто живёт в данном городе.
Иначе говоря, любой органический коллектив объединяет не “идея” данного коллектива, а то, что стоит над ним.
Когда-то Ницше писал: “Рождается слишком много лишних людей, и для лишних припасено Государство”. Не в этом ли подлинный, экзистенциальный исток сегодняшнего судорожного поиска “национальной идеи”? Поистине мы стали ЛИШНИМИ ЛЮДЬМИ и ищем ЗЕРКАЛА, чтобы увидеть себя, в то время как нам следовало бы смотреть В ГЛАЗА ДРУГ ДРУГА.
Если бы мы любили, мы не думали бы о “семейной идее”. И если бы мы были нацией, мы не искали бы “национальную идею”. В конечном счёте, все эти “идеи” — всего лишь психические артефакты тех, кто не может найти себя.

Таким образом, сама потребность сформулировать “национальную идею” возникла, если вдуматься, как замена несостоявшегося религиозного опыта.
Ни в одной сложившейся нации не искали “национальной идеи”. Объединяющее начало присутствовало в виде духовного (но не “национального”) стержня. Современные европейские нации были рождены протестантскими революциями. Духовный опыт предшествовал опыту социальному. В России демократическая революция, напротив, совершалась в духовной пустоте. Не было ничего, что подготовило бы рождение новой русской нации. Вот почему возникла потребность в дополнительной “национальной идее” и – в широком смысле – потребность в “патриотизме”.

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

>>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 1-2 2001г