Вильям ОЗОЛИН

БАЙКИ ОТ ОЗОЛИНА

НЕ ЕШЬ НАЛИМА

В зыбкое утро, в тихий предрассветный час, когда распускаются кувшинки и умирают гипертоники, привиделась Петру Растроповичу некая явь в натуральную величину, а именно, бородатый стрелец в расшитом золотом кафтане и сафьяновых сапогах. Видение сошло с бутылки “Стрелецкой” и остановилось у кровати Петра, славного кочегара районной котельной. Петро сжался в комок и, пытаясь освободиться от наваждения, перевернулся на другой бок. Однако видение не исчезло. Вид у стрельца был по-соседски обыденный, незлобивый, широкую, острую секиру он держал под мышкой, будто лопату.
— Болит? — участливо спросил стрелец и наклонился над Петром.
Глядя на него, Петро жарко расслабился, отошел страхом.
— Болит, зазнобушка? — повторил воин и постучал костяшкой согнутого пальца по виску.
Вместо ответа Петро прерывисто всхлипнул, словно малый ребенок. А потом вдруг зло усмехнулся и громко так, что сам себя услышал, сказал:
— Болит — не то слово. Трещит, проклятая! Вот-вот треснет!..
А в душе поганенько так возрадовался: “Как я его? Боялись мы их!”
— Рубить будем! — грустно объявил стрелец и ловко перехватил секиру в боевое положение. И Петро понял, что шутить еще рановато, а может быть, и совсем поздно. Он мигом открыл глаза, но ничего не увидел, а только плыли у него перед носом синие разводья. Петро пучил глаза, но разводья не исчезали. Он уже понимал, что не спит, липкий страх сковал тело. “Ну вот и все! Отмучился! — спокойно и даже с каким-то облегчением подумал Петро. — Разве ж это жизнь, второй месяц без продыха... Нет, уж лучше так — без боли, без похмелья отойти в мир иной...”
В это время на кухне хлопнула входная дверь и на пороге спальни появилась жена Клава. — Петро-о! А, Петро! — неестественно игривым голосом позвала она. — А я тебе бутылку купила.
“Чер-те что! — подумал Петро. — То мужик с секирой, то Клава с бутылкой! Да она скорее удавит меня, чем своими руками мне водки нальет. Сама? За бутылкой? Ну уж нет, раз умер, так умер. И все...” И Петру захотелось догнать стрельца и на коленях упрашивать его срубить ему, Петру, голову, только бы не попасть в руки жены.
— Петюня! Не притворяйся! Я же вижу, что ты не спишь. — настаивала Клавдия.
Петро спустил ноги с кровати, не понимая, где правда, а где чудоверть.
Тем временем Клава накрыла на стол и они сели друг против друга за клеенку, мирно, как в былые добрые времена. Петро долго не мог соскрести пробку с бутылки, ковырял ее трясущимися руками, вилкой. Жена решительно отняла у него непослушную стекляшку, ловко поддела пробку краем ножа и плеснула себе грамм пятьдесят, а Петру — полный до краев.
— Ты че, Клава! — испугался Петро.
— Пей, с дружками-то, поди, не пужаешься.
Выпили. Клава подперла щеку рукой. Смотрела, как муженек покрывался красными пятнами, утирал пот со лба.
— Я знаешь что, Петро, надумала? А, провались ты пропадом, чтобы я из-за тебя себе нервы портила. Пей сколько хочешь, хоть захлебнись! Только дома! Лучше я тебе сама по воскресеньям ходить за бутылкой буду. Не пойдешь с дружками пойло всякое жрать. Теперь дома будешь пить...
Клава плеснула еще по разку и пустую бутылку со стола убрала к печке на пол. Петро встал из-за стола, похо

дил из угла в угол; удивленно склонял голову, цыкал языком: “Ниче, блин, понять не могу!”
— Хочешь, я еще за одной сбегаю? А? Гулять, так гулять! — Клава хитро подмигнула Петру.
— Да ты че?! Да я сам, мигом, туда и обратно!
— Нет, тебя не пущу! Еще дружков встретишь, тогда ищи ветра в поле. Я сама.
Клава накинула кофту, и, когда Петро вышел на крылечко, она уже хлопнула калиткой. Петро сел на ступеньку, свернул папироску, блаженно затянулся пахучей махорочкой. Утро выдалось ясным, теплым, ночью прошел дождик, зелень сияла, возле крыльца наполнилась лужа. Петро давно уже собирался прокопать отводную канавку, да из-за пьянки все не собрался до сих пор. Встал, пошел в сенки за лопатой. Вернулся, примерился, где копать, и вдруг заметил, что в луже кто-то юркнул, подняв муть со дна. Петро пошурудил лопатой. И впрямь, что-то живое и быстрое водилось в луже. “Рыба!” — удивился Петро. Повозившись немало, Петро наконец изловил в луже налима. “Ну, сегодня с утра — не то, дак другое! Или уже с мозгами че?!” — тревожно подумал он. А тут и Клава-жена вернулась с бутылочкой, улыбается, будто рада чему.
— Клав, а Клав! Ты на меня не сердись, не подумай чего, но я тут в луже налима поймал! Ей-Богу!
— Зачем сердиться? Это ж закуска сама к нам приплыла! Сейчас я его, голубчика, обмою и на сковородку. Иди-ка за стол. Я мигом. Налим оказался вкусным, ломтики с красноватой корочкой сами лезли в рот, намекая на то обстоятельство, что рыба де по суху не ходит.
Так и вторая бутылочка приговорилась.
Разомлевши от сытного застолья, Петро вышел во двор и направился к соседскому забору, который ремонтировал шофер Колупаев Николай. Из-за своей опасной профессии он вообще-то был непьющим, но в выходные не упускал свой шанс. Вот и сейчас, употребив для настроения за завтраком, вышел во двор похозяйничать.
— Здорово, Николай! — приветствовал соседа Петро. — Ремонтируешь? Это хорошо. Я сейчас принял на грудь, мне тоже хорошо. Представляешь, Клава за бутылочкой сбегала, мы ее шандарахнули, а она говорит: “давай еще одну возьмем!”...
— Ты Петро, че-то буровишь не то. Да чтобы Клава тебе за бутылкой побежала?!.. Ну ты даешь!
— Побежала! — расстроился Петро. — Сама предложила и побежала! Мы с ней одну шандарахнули, она — за второй! А я на крыльцо вышел, смотрю: в луже налим плавает. Я его хвать! Здоровый, сука! Клавдия вторую принесла, налима поджарила, мы и вторую уговорили...
Сосед внимательно посмотрел на Петра и покрутил заскорузлым пальцем у виска.
— Все, Петруха, поехала у тебя крыша, полетели гуси, ты че, совсем разунтуглел? Налимы у тебя уже в лужах заплавали... Иди-ка, поспи малость...
— Коля! Ты это зря меня обижаешь!.. Я, блин, тебе сейчас могу в рожу заехать! Я же тебе говорю: Клавка за бутылкой, я на крыльцо, а там в луже налим! Мы его поджарили и съели!..

Скачать полный текст в формате RTF