новном, в последних томах, которые еще не вышли. Однако несколько таких романов уже опубликовано. Остановлюсь на одном из них, который я считаю вершиной творчества писательницы. Он называется “Пропавшая весной” (двадцать пятый том ППСС).
Он начинается с того, что некая представительница “верхнего слоя среднего класса” рассматривает себя в зеркало. Ей где-то около пятидесяти, но она выглядит моложе лет на пятнадцать. Сейчас она собирается в путешествие по странам северной Африки. А перед отъездом она случайно встречается в баре со своей школьной подругой (и ровесницей, естественно). Но той можно дать все семьдесят. А ведь была “звездой” — красавицей и умницей, не в пример самой героине, которая ничем особенно не выделялась. Но она прожила бурную жизнь — со взлетами и падениями, страстными увлечениями и предательствами мужчин. И вот итог — ни кола, ни двора плюс преждевременная старость. “Бедная Бланш!” — повторяет про себя героиня, и в этом восклицании, быть может, есть доля искреннего сочувствия, но куда больше ликования — то ли дело я! У меня же во время чтения начинают шевелиться странные предчувствия. Всплывает фраза: “Люди, которые не живут, прекрасно сохраняются” (Голсуорси). Но нет, еще что-то... Из тумана материализуются две фигуры. Приглядываюсь к ним — ну да, это Ильченко и Карцев в маленькой эстрадной сценке. Та же ситуация: встречаются однокашники лет тридцать спустя. Один — сверхблагополучный, казалось бы, большой начальник, у которого все есть (Ильченко, конечно), другой — нищий, замотанный интеллигент, с многочисленным семейством живущий в коммунальной квартире. Не буду пересказывать блистательную миниатюру Жванецкого, перейду сразу к финалу: Ильченко рыдает на плече у Карцева, а тот его утешает...
Предчувствие меня не обмануло: в романе Кристи разрабатывается фактически эта же вечная тема. Но как! Так, что я готов благоговейно снять шляпу перед глубочайшим психологизмом подлинного Мастера. Тут уж без всяких оговорок Агату можно поставить рядом с такими титанами, как упомянутые нами Чехов, Гоголь и Булгаков.
В ходе своего путешествия героиня застревает в крошечном оазисе. Всего на несколько дней. Но в эти дни ей решительно нечем заняться: писать письма не на чем (в блокноте остался последний листок), книг нет, вязания с собой не захватила — и т.п. Прервана привычная череда забот, заполняющих время (хозяйственные приобретения, приемы, благотворительные вечера), и ей остается единственное — думать о своей жизни. Оказывается, что это -воистину страшно. Сначала досадные мысли о том, что не так уж всё хорошо, мелькают, как ящерицы, и тут же скрываются. Но потом возвращаются снова, и их уже невозможно прогнать. День за днем напряжение нарастает, и к приходу долгожданного транспорта ясно, что ей решительно нечем “отчитаться перед Богом”: мужу она испортила жизнь, навязав ему специальность, которую тот ненавидит (он стал адвокатом, мечтал быть фермером); с детьми нет ни намека на понимание, они совершенно чужие; ни к какому реальному делу она не приставлена — всё одна мишура; и вообще: это — не жизнь, так жить нельзя! Наступает момент истины: жгучее раскаяние овладевает ею и она решает по возвращении пасть на колени перед мужем и ВСЁ ИЗМЕНИТЬ.

Но Агата не была бы собой, если бы на этом поставила точку. Следует еще один поворот. В купе поезда, возвращающего её на родину, героиня едет вместе с русской аристократкой, эмигрировавшей из Совдепии. Соседка поражает ее совершеннейшей открытостью, так не свойственной англичанам. И наша героиня опрокидывает на голову случайной попутчицы свой “миллион терзаний”. Та её слушает с полнейшим пониманием. Но... к тому моменту, когда героиню на перроне встречает муж, её катарсис уже проигран в воображении. И — ничего не происходит. Всё возвращается на круги свои. Путь горний помаячил, но победил путь дольный. Такое случается и с людьми куда более сильными, чем героиня Кристи. Некрасов писал об этом:
“О Пошлость и Рутина — два гиганта, Которые одолевают всё: И молодости честные порывы, И зрелости обдуманный расчет, Насмешливо и нагло выжидая, Когда придет их время. И оно Приходит непременно”.
Лично я думаю, что героине Агаты Кристи ее СПОЛОХ всё же зачтется. Ибо мысль — материальна, и искренние движения души, даже не воплощенные в действие, творят реальность. Древнейшие верования и новейшая концепция торсионных полей смыкаются в такой трактовке.
Ну вот — я сказал то главное, что мне хотелось поведать о своем восприятии великой английской писательницы. Великой — без кавычек. Как и все истинные пассионарии, она написала слишком много. Есть у нее произведения откровенно слабые — но разве в них дело? Переливаясь множеством граней, она для каждой из них находит своих читателей. Век двадцатый ею завоёван, думаю, что то же будет и с двадцать первым. А там посмотрим.

г. Новосибирск