ющего чувства на будущую жизнь. Пока шла бессловесная передача и приёмка печи, соседи тихо вышли из жилища. Глухонемой отец, конечно, не слышал, как вышли соседи. Оглянувшись и никого не увидев, что-то выразительно зажестикулировал руками перед женой, та ему ответила. Он сел на скамейку и как-то растерянно уставился на дверь. По-видимому, не мог понять, почему все ушли? На его лице проступила бледность, а на глазах появились слёэы. Он, глухонемой от рождения, никогда не слышавший человеческой речи и читавший по глазам и лицу людей их настроения, был ошарашен таким неуважением к нему и его семейству. Он встал и не успев сделать к двери одного шага, замер. Дверь отворилась, и на пороге появилась бабушка Прасковья Никитина с часами “ходиками” в руках, и за ней — дед Михаил, по прозвищу “Маклай”, с бутылочкой собственного производства под названием “самгори”. Специалист он был большой по этому “самгори”. Бабка Прасковья оглядела стены. Не найдя гвоздя, положила “ходики” на стол, прослезилась и сказала; “Дай бог тебе, Нюрушка, счастья в новом доме, растить и учить детей. Славные у тебя ребята, особенно старшенький — Ванюшка”.
Как опоздал на эту церемонию Вовка Варыгин, непонятно. Он был постарше нас, но в этот год (1950) третий класс оканчивал вместе, он весь год сидел с Ваней за одной партой. По арифметике Вовка шел хорошо. По всем остальным предметам тоже выкручивался (большой фантазер был), а вот с грамматикой был у него полный “абзац”. Из-за этой грамматики ему пришлось шесть лет осваивать “начальное образование”. Про склонения по падежам слышать не хотел. Вызвал Александр Данилович его к доске и задает вопросы по склонению слов имен существительных. С помощью Вани одолел он несколько существительных и правильно разложил по падежам. Надо сказать, слух у Вовки был отменный. Большие, коричневые немного на выкате глаза, казалось, лежали на пухлых щеках. В экстремальный “моментах” его органы “зрения” и “слуховой” аппарат” включались мгновенно. Сейчас мне кажется, что он и по губам мог читать слова и предложения. Задал Александр Данилович слово для склонения -”яйцо”. В именительном падеже “яйцо” и останется яйцом, будь оно любого свойства и происхождения, -это Вовка точно знал. Так, без запинки и сказал: “Яйцо”. Но он знал, дальше идут коварные падежи, и поэтому его взгляд остановился на Ванькиных губах. С помощью этих губ добрался до творительного падежа. Александр Данилович слушая, сидел и что-то писал за столом. Вдруг, подняв голову, посмотрел на Ваню, тот, покраснев, опустил свою. В результате этой несложной манипуляции, подъема и опускания голов, Вовка остался один на один с творительным падежом.
“Ну, ну, Вова, говори”, — подбадривал учитель. Вовка спустил голову, уши покраснели и членораздельно говорит: “Яйками”. Класс замер, и в напряжении все смотрели то на учителя, то на Вовку. Будь произнесено это в своем кругу, не в классе и не при Александре Даниловиче, особого бы оживления слово не вызвало. Не выдержал наш строгий и добродушный учитель и рассмеялся до слёз. А что с нами было, не трудно представить.
Вовка в моей памяти всегда встаёт со своей собакой по кличке “Моряк”. Удивительно спокойный был

этот “Моряк”. Но Вовка всем доказывал, что злее “зверя” нет по всему Ужуру. Как он ни пытался растравить “Моряка” и показать нам его достоинства, “Моряк” внимательно смотрел и, похоже, не понимал, демонстрации каких скрытых качеств добивается от него хозяин. Но однажды эти качества проявились -ощенился “Моряк”.
Полез Вовка в будку к “Моряку” за щенятами, хотел выбрать самого злого и показать нам. “Моряк” подбежал, встал сзади, нервно вздрагивая, стал ждать. Но, как только раздался писк щенят, “моряк” ощетинился и схватил Вовку за штаны.
Лучшим другом у Ворки был Володя Агеев, спокойный, даже немного на вид флегматичный. Чем-то они были похожи и внешне с Ваней Пяткиным. Оба были белобрысы и немного сутуловаты. Отец у Володи погиб на фронте и остались они вдвоем с матерью. Мать была высокая, красивая и статная женщина. Работала Таисья Агеева в колхозе “Сибпартизан”. Тяжкий труд военных и послевоенных лет, похоронка на мужа, до войны знатного тракториста, ссутулили ее и согнали румянец со щёк. А смерть единственного сына окончательно добила ее...
А дело было так. В день новоселья у Пяткиных мы, пацаны, собрались возле дома Ванюшки, у нас начинался “мачт” по футболу. В футбол мы играли возле “овечьих кошар”. Футбол был самым сильным увлечением пацанов, во всем Ужуре. Играли улица на улицу, край на край. Наша Октябрьская улица и Назаровская, играли против улиц Суворова и Кирова. В этот день не играл Володя Агеев, находился на работе. Он все лето работал в тракторной бригаде, где бригадиром был его дядька Михаил Фомин.
Надо сказать, все пацаны десяти и более лет работали всё лето в колхозе. Володя работал и понедельно жил “на бригаде” в поле. Эта неделя как раз выпала у него “бригадная”, вернуться должен был завтра. Ночью, прямо с поля , его увезли в больницу.
Пахали ночью зябь под озимые. Под утро сморило парнишку, он задремал и свалился с сидения под лемеха плуга. Умер четыре часа спустя на операционном столе.
Дня через два скоропостижно умер глухонемой дядя Коля, отец Ванюшки.
Не начинаясь , закончилось детство у Ивана Николаевича Пяткина.

г. Красноярск