Григорий ПЯТКОВ
ТОСКА
ПО НЕСБЫВШЕМУСЯ
О, память сердце! Ты сильней
Рассудка памяти печальной...
К. Батюшков
1.
Когда Гороховы вернулись с крымского курорте, Петру Никандровичу
до конца отпуска оставалась еще добрая неделя и он решил проведать старушку-мать,
которая жила в родном городке, неподалеку от их большого и шумного города,
Жена от поездки отказалась — накопилась масса хлопот по дому — и Петр
Никандрович поехал один.
Был конец августа, дни стояли ясные, теплые, старенькие “Жигули” Горохова
были на ходу, и он, прихватив кое-какие гостинцы для матери, отправился
в дорогу.
Дорога Петру Никандровичу была хорошо знакома. Порой, ему казалось, что
он безошибочно проехал бы до самого родного городка с завязанными глазами.
И не удивительно. Сколько исхожено по ней, сколько изъезжено, что не сочтешь.
И не только дорога, но и поля, чередующиеся с сосновыми борами, солнечными
поймами речек и веселыми березовыми перелесками, так же были ему родными
и близкими. Будучи заядлым грибником и ягодником, Горохов все поисходил
здесь, все пообследовал, особенно после того, как оставил свою кочевую
жизнь геолога, прочно осел в одном из ведущих отделов научно-исследовательского
института газа и нефти. Хотя и сейчас, по делам службы, ему приходилось
летать к геологах и буровикам в тайгу и на Крайний Север, торчать там
целыми неделями, но случилось это нечасто.
Горохов был низкоросл, худощав, со смуглым скуластым лицом, небольшим
острым носом и спокойными, глубокосидящими зоркими глазами. Высокий лоб,
с крупными поперечными морщинами, переходил в глубокие залысины. Волос
редкий, вылинялый, с сединой на висках.
Молодые годы Горохова прошли среди таёжных дебрей и болотных топей, кормя
собственной кровью мошкару и комарье, зябнув в предрассветные заморозки
у плохо разгорающихся костров и неделями, а то и месяцами, мокнув под
перемежающимися со снегам дождями. О трудностях тех лет Петр Никандрович
вспоминал теперь в кругу друзей, как о безвозвратно ушедшем прошлом. Да
так оно и было. Разве сравнишь сегодняшнюю жизнь геологов, с той, что
выпала на долю Горохова в пятидесятые годы? Сейчас вертолеты, вездеходы
и всякая другая техника приставлена в помощь геологам-полевикам. А тогда
все пешком или на лошадях и оленях, да по рекам и озерам на плотах и долбленках
добирались до намеченного места.
Кандидатскую Горохов защитил легко. Еще бы — опыта-то хоть отбавляй! И
знаниями Бог не обидел. Делился он ими щедро, лишь бы почувствовал у собеседника
настоящий интерес к делу. Он давно бы мог защитить докторскую, но все
почему-то откла
дывал, а потом, и вообще махнул на нее рукой, Хватит, мол,
мне и этого. В его письменном столе лежало более десяти авторских свидетельств
на открытия и усовершенствования в области поиска и добычи нефти и газа.
Многие работы Горохова были в соавторстве с людьми, пусть и не очень сведущими
в науке, зато деятельными, пробивными, хотя мысли и открытия принадлежали
ему одному. Друзья Горохова знали об этом и не раз говорили ему:
— Как же так, Никандрыч, работа-то полностью твоя. А тут еще один появился?
Горохов в улыбке щурил глаза, мол, понимать надо, и говорил:
— Зато соавтор двинет мою работу в дело. Мужик он авторитетный, свойский
на верхах, не то что я.
Говорил это Горохов как бы шутя, хотя и для его друзей не было секретом,
что далеко не каждому автору удается свое детище довести до дела, каким
бы оно выжнем и полезным не было. Только одному Богу известно, сколько
ценных открытий и предложений пылятся на полках Комитеты по изобретениям,
некрепко забытых теми людьми, которые должны бы безотлагательно двигать
их дальше.
В отделе, где работал Горохов, то и дело менялись заведующие: одних повышали,
других понижали или увольняли, как не справившихся с работой. И всякий
раз, до появления нового заведующего, эту должность исполнял Петр Никандрович.
По этому поводу, в институте, среди сотрудников, даже ходила шутка: когда
один спрашивал, что у них в институте постоянное, другой отвечал: “Горохов
в должности временно исполняющего должность заведующего отделом”. Все
понимали, что Петр Никандрович вполне мог бы тянуть отдел — да так оно
и было. Но чтобы узаконить его в этой должности, мешала одна закавыка
— он был беспартийным. Поначалу, то и дело кто-нибудь из сослуживцев говорил
ему:
— Никандрыч, почему бы тебе не вступить в партию? Я рекомендацию дам.
В ответ Горохов отшучивался, что мол, еще не созрел для партии. А затем
стал ссылаться на возраст: — На пенсию мне пора, а не в партию.
Мало кто помнил, даже из его бывших сокурсников по горному институту,
что Горохов, еще будучи студентом, подавал заявление в партию. Опять же
уговорили друзья: мол, беспартийным и шагу не сделаешь по служебной лестнице.
Но в приеме ему было отказано — в анкете, в графе о родителях, он честно
написал, что отец в 1938 году был исключен из партии...
И сейчас, за рулем машины, в памяти Горохова отчетливо всплыла та осенняя
ночь 1938 года, когда он, десятилетний малец, проснулся от приглушенного
мужского разговора. Приоткрыв глаза, он увидел отца и дядю Витю. Отец
был в полосатой байковой пижаме, видимо, только что с постели, а дядя
Витя -в поношенном сером пиджаке и надвинутой на глаза кепке. Поэтому
Петька не сразу узнал его, а узнав, удивился почему дядя Витя не в военной
форме работника НКВД, в которой он привык его видеть?
Петька, сколько помнил себя, знал дядю Витю и любил его, как родного.
И в тот раз, первым его порывом было отбросить одеяло, вскочить с кровати
и повиснуть у него на шее. Но что-то сдержало Петьку от этого. Он инстинктивно
почувствовал, что проис
Скачать полный текст в формате RTF