Владимир САЛИМОН

ИЗ КНИГИ “ВЕСЕЛЫЕ ПЛЯСУНЫ”

***
В самоотверженности есть
предрасположенность дурная —
трудиться рук не покладая.
Не досыпать.
Не пить, не есть.

Легко довольствоваться малым,
тому, кто сызмальства привык,
тому в чье горло стягом алым
был вогнан намертво кадык.

В зобу дыханье сперло сразу,
лишь только я продрал глаза.
Пыль поднялась.
Пришла гроза.
Все началось, как по заказу.

Жизнь обрела законный ход
и правильное направленье.
Поскольку дел невпроворот —
в час пик, в момент столпотворенья —

едва найдется пара слов,
чтоб перекинуться однажды
с погонщиком моих ослов,
смурных от голода и жажды.

***
За лето отстоялась в бочке
вода,
почерпнутая нами из пруда
всем миром и поодиночке.

По ведрышку пруд вычерпан до дна.
Внезапно отворившаяся бездна
посереди деревни — неизвестно
на черта лысого нужна.

Что делать с ней?
Немногим хуже
полуслепых топить котят,
чем гадких разводить утят
в зловонной луже.

***
Справедливости ради:
дурачок — на коньке-горбунке,
пионер на пеньке
со стишками в тетради.

Он их сам сочинил,
наблюдая,
как скатившись в болото, луна золотая
погружается в ил.
Как назавтра луна
поднимается в небо со дна.

Против правил
запятые и точки в стихах сочинитель расставил.

Препинания знаки.
Я о них,
хоть и крепко стою на своих на двоих,
спотыкаюсь во мраке.

***
Постылый.
В смысле—поостыл я.
Я охладел
к тому, чем сызмальства владел.

Мне разносолы наши опостыли.
леса и горы, реки и моря —
вконец загубленными кажутся не зря.

Мертворожденное дитя
найдя
в капусте,
как не предаться грусти?

***
Наше насущное
и настоящее —
чувство непроходящее,
вечно сосущее
где—то под ложечкой.

Зря что ли — попросту сладкой картошечкой
с кислой капусткою
я хоть кого — перехрусткаю.

***
Двойняшки, либо близнецы —
разнообразием не блещем,
поскольку в облике зловещем
суть наши деды и отцы.

От мала до велика вся родня
с трудом вмещается в меня.
Сородичи и побратимы
во мне — едины, неделимы.

Единокровный монолит,
но, между тем — душа болит
и сердце рвется на свободу.
Вновь вольнодумство входит в моду.