Юрий КОЗЛОВСКИЙ
УСТАВ СТАРАТЕЛЬСКОЙ
АРТЕЛИ
День начался хорошо. Прекратился нудный дождь, обложивший,
казалось, всю Колыму, и, проснувшись утром, Иван Хвощев почувствовал,
что у него перестал болеть зуб, мучавший его последнюю неделю. Боясь поверить
этому сладостному ощущению, он осторожно потрогал зуб языком, потом потолкал
пальцем — боли как не было. Насладившись вдоволь этим обстоятельством,
Иван тихонько, чтобы не разбудить соседей-старателей слишком рано, умылся,
надел робу, промасленную до того, что ее можно было принять за кожаную,
натянул сапоги и вышел из балка. Можно было поваляться еще полчасика,
но после перенесенных страданий Ивану снова хотелось жить.
Он присел на завалинку, достал из портсигара “беломорину” и закурил, щурясь
от поднимавшегося над сопкой солнца. Старательский поселок еще спал. Было
тихо, только издалека легкий ветерок доносил еле слышный рокот моторов
и громыхание камней в промывочных приборах — это на полигоне ночная смена
дорабатывала последние самые тягучие часы.
Повернув голову, Иван заметил поднимающийся над баней дымок. “А ведь сегодня
четверг, а не суббота”, — подумал он. Тут дверь бани открылась и из нее,
пригнувшись, чтобы не зацепиться за косяк, вышел Шнырь. Иван понял — раз
Шнырь топит баню в неурочное время, значит, сегодня председатель снова
привезет какое-то начальство. Оно пройдется по полигону, потом попарится
в баньке, попьет водки и, если уедет не слишком поздно, перепадет немного
пара и старателям.
С завалинки Ивану был виден весь поселок, состоявший из полутора десятка
балков. Вот из своего домика появился председатель артели. Увидев его.
Шнырь засуетился, схватил топор и начал колоть дрова. Когда председатель
сел в машину и уехал в сторону полигона, он сразу бросил это занятие и
отправился в столовую, где работала его жена Филипповна.
Эту парочку председатель привез в артель в начале сезона. Филипповну за
толщину сразу прозвали Бегемотом. Ее муж Шнырем стал не сразу. Огромный,
сутулый, длиннорукий, с красным морщинистым лицом и низким лбом, он был
похож на питекантропа, и поначалу его прозвали Первобытным. Председатель
почему-то оказал ему особое доверие и поставил управляться по хозяйству.
Первобытный старался. Он ко всему присматривался, принюхивался, по вечерам
под разными предлогами обходил домики старателей. Однажды застал троих
с грелкой спирта, полученной в посылке. Ребята не успели спрятать налитые
стаканы, и назавтра председатель выгнал всех троих. Еще один обозвал за
это Первобытного Шнырем и пригрозил побить — он тоже вылетел из артели.
Но словечко прижилось, и Первобытный стал Шнырем. Правда,
в глаза его называли Петровичем, но Иван знал, что после расчета Шнырю
несдобровать.
Отношения со Шнырем поддерживал только старый бульдозерист Ковалев, конкурировавший
с ним в ремесле стукача. Ковалев был таким противным человеком, что никто
из его сменщиков не выдерживал с ним больше одного сезона. Осенью каждый
из них в обязательном порядке бил Ковалеву морду и уходил из артели. Это
стало традицией.
Мимо завалинки, где сидел Иван, пробежали несколько свиней во главе с
огромным хряком. Свиньи свободно бегали не только по поселку, но и по
всему распадку. Они были дики, пронырливы как собаки и невероятно прожорливы.
В артели вполне серьезно говорили, будто как-то видели, как за старыми
отвалами свиньи охотились на евражек. А однажды они вылакали целую бадью
слитого с бульдозеров обработанного масла и хоть бы хны. Вообще, свиньи
служили источником развлечений, на которые небогата старательская жизнь.
Самый юный из старателей, сварщик Петя Сидорин, потешал всю артель, вскакивая
верхом на кабана и носясь на нем по поселку.
Осенью, когда большинство старателей уезжало в отпуск, свиней резали.
Немного мяса перепадало на стол к оставшимся, а куда уходило остальное
— знал только председатель. Мало ли нахлебников во всех вышестоящих инстанциях,
от которых зависело благополучие артели?
Стая добежала до столовой и заняла позицию вокруг крыльца в ожидании помоев,
которые после завтрака выносил им Шнырь. На входивших в столовую старателей
звери не обращали ни малейшего внимания, только от Пети Сидорина вожак
опасливо попятился. Когда в столовую зашла почти вся смена, отправился
туда и Иван. Он не любил приходить первым — тогда пришлось бы здороваться
с Филипповной, разговаривать с ней. А Иван терпеть ее не мог, как и ее
муженька. Филипповна была словоохотлива, приторно-ласкова со всеми, но
однажды, сидя в курилке, Иван случайно подслушал через приоткрытую дверь
ее разговор с председателем.
— Масло, Валерий Иванович, быстро уходит, — елейным голоском говорила
Филипповна. —
Скачать полный текст в формате RTF