Мария КОРЯКИНА-АСТАФЬЕВА

ЕЕ СУДЬБЫ МНЕ
НЕ УЗНАТЬ

“Спала в пыли дороженька широкая,
Набат на башне каменной молчал.
А между тем сгорало очень многое,
Но этого никто не замечал...”
Н. Матвеева

На вокзале было многолюдно и шумно. Возле билетных касс небольшие очереди, в пять — десять человек. На широких, многоместных вокзальных скамьях, накрепко прикрепленных к полу, сидели пожилые и не очень люди; на мягких рюкзаках или на подстеленной одежде спали дети, люди в ожидании поездов ходили туда-сюда, подходили к справочному окну, рассматривали витрины киосков, грудились у буфета. Пахло карболкой. Все, как всегда, как, наверное, на всех вокзалах.
Невдалеке от входа веселой кучкой толпились девчонки, тоненькие, почти все одинакового роста и возраста — лет десяти-тринадцати. Они о чем-то оживленно разговаривали, иногда смеялись, или спорили. То ли гимнастки, то ли фигуристки.
Напротив двери, с краю на скамье сидела не то девочка, не то девушка, в брючках, в курточке и белом берете. Она, приподняв уголок “воротника куртки, как бы утишая зубную боль, неотрывно смотрела на девочек. Устроив на коленях небольшой рюкзачок, она сидела почти неподвижно, лишь изредка.с настороженной надеждой оглядывалась на входную, хлопающую дверь.
Это Вика. В этом городе она родилась, жила с родителями и сестрой. Ее никто не провожал, ни родители, ни подруги и, может, именно от этого была она не по-детски, глубоко задумчива. Может, вспоминала подробности своей жизни, о детстве ли своем странном и враз оборвавшемся. Отец Вики — инженер, мать преподавала в училище бухгалтерский учет.
Почти до трех лет, сколько помнит Вика, родители ей ничего не запрещали и она вытворяла, что хотела: любила бегать по квартире нагишом, топталась под столом, иногда среди ночи вскакивала со своей постели и бежала в спальню родителей, забиралась к ним на постель, прыгала по ним и по подушкам, пока отец не хватал ее за руку, втискивал под одеяло и, придавив дочку большой ладонью, тихо наговаривал: “Ну ты и бесенок у нас маленький! Ну и сорванец! Что за человек из тебя вырастет ?!” А Вика, глубоко вздохнув, усмирялась и засыпала. Иногда ее спящую переносили на свою постель, иногда осторожно вставали и маленькая Вика оставалась одна на широкой родительской постели.
Днем на Вику надевали платьице, мягкие и легкие тапочки (одни до сих пор лежат в шкафу, такие маленькие, смешные, как кукольные).

Мама причесывала ей уже длинные волосы и заплетала в косичку, затем усаживала за стол, завтракать. Но пока мать собирала на стол, девчушка успевала все с себя скинуть и так, как вольная птичка, выбравшаяся из гнезда, завтракала и резвилась весь день. Летом она и во двор иногда выбегала безо всего, резвилась, веселая, здоровенькая, неуправляемая. Случалось и зимой, если родители не уследят, выбегала раздетая и босиком, топталась на снегу, кружилась, хлопала в ладоши, падала и звонко смеялась, показывая маленькие, белые зубки, и сверкала черными, почти круглыми глазенками, пока ее брали на руки родители или соседи.
Родители обожали свою диковатую маленькую дочку, все ей прощали, только снова и снова пытались надеть на нее платье и все остальное. Растрепавшиеся волосы Вики мама туго стягивала лентой и этот хвостик, как живой, метался по смуглой детской спине.
Озабоченные родители не раз переговаривались между собой, что надо бы ее определить в садик, в детский коллектив, но тут же отмахивались от этой затеи — кто же в садике сможет за нею уследить? Ей одной понадобятся две няни и две воспитательницы! И снова жили с надеждой, что подрастет Вика и сама, своим детским умом поймет, что она, как все девочки, должна носить платье, обувь, все, чего носят другие дети. Вике очень нравилось, что родители ее так любят и радуются, что дочка растет веселая и здоровая.
Все совершенно изменилось в жизни Вики, когда у нее появилась маленькая сестричка Лера. Родители враз, легко и просто свою любовь и ласку, окружавшие ими Вику, перенесли на Леру, а ее, Вики, словно и не стало в их жизни, о ней как бы забыли. Вика подходила к кроватке маленькой Леры, рассматривала крохотное ее личико, гладила пушистые бровки, перебирала кукольно-маленькие пальчики, тепленькие и живые или, упершись подбородком в перильце кроватки, смотрела на нее и недоумевала: почему родители к ней, к Вике, так изменились, почему все свои нежные чувства теперь отдавали маленькой Лере? Ведь они же сестры и можно любить обеих... Вика иногда плакала от обиды, жалела себя, думала о том, что лучше бы ей никогда не родиться, не видеть и не чувствовать всего этого и страдала от бессилия, что ничего не может изменить...

Скачать полный текст в формате RTF