Где спрятаться Катерине? Тихон сразу отказывает ей в поддержке — он слишком боится свой непрерывной “внутренней бури”, маменьки. Борис? Ему самому негде спрятаться. Он совсем не сокол, чтобы увлечь за собой голубку, успеть убежать от грозы. Скорее — воробей.
Не дремлет наша героиня. Подкарауливает жертву. Все тяжелее давящая духота. “Душно мне”,- говорит Катерина. Душно в доме Кабановых. Душно и страшно Борису. И до того эта духота невыносима, что персонажи пьесы словно сами торопят грозу, сами рвутся ей навстречу, вместо того чтобы от нее бежать. Катерина и Борис встречаются, прекрасно понимая, что добром это не кончится. Знают, что грянет гром, но уже не могут остановиться. Это очень похоже на вызов грозе! И она принимает вызов! Как будто вырывается из-за глухих заборов, из-под железных замков.
Начиная с конца третьего действия, она полностью вступает в свои права! Она рассыпает перед маленькими людьми приметы своего торжества. Она выбирает для своего торжественного выхода романтическую декорацию: узкую галерею со сводами полуразрушенной часовни, на стенах которой изображена геенна огненная. “Гроза, гроза...” — говорят люди. Островский описывает героиню очень подробно: “ Все небо обложило ... ровно шапкой накрыло ... точно клубком туча вьется, ровно что в ней живое ворочается. А так и ползет на нас, так и ползет, как живая ... Эта гроза даром не пройдет ... Либо уж убьет кого-нибудь, либо дом сгорит”.

Четвертое действие — настоящий триумф героини, тут и выясняется ее противоречивый характер. С одной стороны, она — благодать, освобождение от мук, ликованье, Божья милость. Кулигин, сумасшедшая барыня смеются, правда, по-разному, над людишками, боящимися грозы. Под раскаты грома Катерина сбрасывает с души единственный свой грех.
С другой стороны, гроза прорывается, как нарыв. Все мрачное, страшное, подлое выходит наружу. Становятся видимыми “невидимые миру слезы”. Святое и адское соединяются в одном взрыве.
Она совершила свое и ушла. Как трофей, забрав одну жизнь и неизгладимо переменив все остальные. Ничего больше не будет по-старому.
Наверное, над городком Калиновым разразятся когда-нибудь другие грозы, а эта ушла искать себе новые жертвы.

МАКСИМ ХАННАНОВ, 17 лет

МОИ

Тварей разных люблю я с детства:
Грею теплом своей кожи.
Так как негоже
Показывать свою непричастность.
Люблю я двоих, они антиподы,-
Такой, видно, сейчас всплеск породы.

Красивый ладный Таракан,
Похожий на большой стакан.
Он прям, улыбчив и здоров.
Мой таракан идет в сравнение к Клопу.
Не знаю, право, почему.
Но, видно, так уж суждено ему.
Клоп был и есть в помятой каске,
Вялый весь, измученный такой,
Но с искрами в глазах — энергией жизни,
Уходящей хотя бы на томление его духа.
Так вот, сегодня утром встав,
Мой клоп надел очки,
Тем самым сделав маленькими зрачки,
И есть пошел.
Навстречу, встрече рад весьма
И шевеленью языка,
Шел Таракан, свистя слегка,
Играя нежной бородой:
“Привет, дружище, так и так ...
Судьба свела нас здесь опять.
В том виновато провиденье,
Счастливое хитросплетенье?
Иль просто место это,-
Та простыня, где мы сейчас,
Ведет нас к пиршеству лесному?
Ведь мы, животные, влекомы,
Падки и даже, право, злы.
Но что-то ты немного ТАМ,
Иль это зрительный обман?”
И сказал Клоп ему,
Оттянув губу:

“Поживи-ка с мое, Таракан,
Станешь таким же годам к сорока.
( Разница лет улыбнулась слегка!)”.
Прочмокав это, он пошел к себе домой,
Чтобы чуть-чуть побыть собой
И ту беседу оценить, все взвесить, переворотить.
А Таракан, собою рад,
Шел радостей искать
И благ.
Судьба-злодейка любит их,
Моих животных золотых!