— Вань, а Вань! — попрем за щавелем?
— Попрем, — соглашается Ванька. И мы на своих рысаках, верхом (рысаки сделаны из длинных черемуховых палок с ветками на вершине — хвосты) мчимся по пыльной дороге в ровок к Горелому гумну (урочище в одном километре от деревни). “Рысаками” мы поднимаем после себя облако пыли, долго не оседающее. Вот и покос нашего дяди Тихона: близко и щавеля много. Быстренько набиваем сумки-торбы. Щавель еще в стрелку не пошел, корешки розовые, вкусные, не приедаются.
Вернувшись домой, слышу рев. Это братик. Вывожу его опять на завалинку. Играет. Пора за сучками бежать. Объясняю руками, мимикой, что ему со мной нельзя: ноги босые наколет в лесу, да и мал, не дай Бог, змея укусит. Хнычет братик, не соглашается, кулачком и рубашкой вытирает свои “блюдца” и нос, садится опять рыть траншеи, делать из земли и пыли дороги для машин.
Вот и солнышко подкатывается к кромке леса, повеяло прохладой. Братик — немтырь говорить не умеет, а первым прислушивается, и теперь я ему не начальник. Бросает свои арсеналы, какое-то время стоит на завалинке без штанов, ножонки в пыли, грязные, живот чуть опал, но еще оттопыривает рубашонку. Немигающими “блюдцами” смотрит в край деревни и, как ошалелый, с плачем устремляется туда.
Показались бабы, разноголосьем вытягивая:
... “Позарастали мохом — травою
Где мы гуляли, милый, с тобою...”
Я не догоняю его, рублю сучки для таганка — варить ужин.
Мать заходит в ограду с братиком на руках, а тот, уже успокоившись, ручонкой тычет в мою сторону: мол, Ленька обидел, отколошматил. Мать сегодня в настроении (вспомнила милого и как гуляла по стежкам-дорожкам), для поднятия духа братика, показать что и он в нашем семействе что-то значит, дает мне кухтыля (толчок в спину). Доволен братик, отомстил, улыбается, растет.
Зима настала. Завалинка засыпана свежей землей почти до окон, а в избе холодно. Лучшим местом времяпровождения и игр по праву становится русская печь — тепло, уютно. В помощь русской печи дядя Ваня сварганил нам из керосиновой бочки железную печку, крепкую и длинную: любое полено влезет. Когда печка холодная, на неё можно становиться ногами, чтобы влезть на русскую.
Смышленый братик научился самостоятельно делать эту процедуру — влезать и слезать с русской печи. Но вышла осечка!
Мороз на дворе. К утру тепло выдуло, помои замерзли в шайке. Топим железную печку мерзлым долготьем — березняком, подбрасывай поленья, не ленись. Печка розовая, красивая. Плюнешь и на месте том появляется горка пузырь

* плаймат — много детей.

ков, исчезающих один на другом, оставляя на печке белый налет.
— Мам, а мам, возьмем по картошине, — просим мы с Максимом, чтобы испечь на этой малиновой печке скрыльков — кружочков.
— Ладно, возьмите, — соглашается мать, — вы тут не балуйтесь, а я к Барсучихе схожу. — Ушла.
Запах печеного картофеля вынуждает маленького братика на печи бросить свои занятия и он ловко с нее сваливается. Голыми ножонками на раскаленную печку, а потом и голой попкой. Раздирающий крик! О, ужас!!!
— Ленька, беги за мной! — приказывает мне Максим, подхватывая братика, у которого мгновенно выскочили водяные пузыри на обожженных местах.
Стрелой вылетаю на улицу и среди деревни догоняю мать.
— Ну, глядите, кали што, мала ня будя, всю шкуру спарю “барабанную” с обоих. Не углядели, няньки!
Виноватой собаченкой поспеваю за матерью. Как глянула попку братика, запричитала:
— Накивиряв мне этих детей — плаймату*, сам на войну и скрылся, можа где и сгнив в балоте? А мне тут адной мучийся!
Чуть опомнившись:
— Ленька, бяги за бабкой Юрчихой. Хай прийдя! Живо!
И я снова бегу, благо, что совсем рядом по соседству.
Бабка, накинув фуфайчонку, поспешила к нам. Со знанием дела спокойно советует матери:
— Просковьюш, ня бойтесь, все заживеть. Насуши или поджарь овечьего г..., изотри в порошок и присыпай. Дюже помогая. А я ашче принясу желчи скотской — мазать будете!
Обменявшись своими новостями — заботами, бабка удалилась. Пока справляли эти хлопоты, мать забыла про наши “барабаньи” шкуры, и остались они до поры до времени целы и невредимы.
Шкура на попке братика, которая еще не попала в разряд “барабаньих”, через пару недель обновилась, стала розовой, не хуже прежней, даже красивей. Закаленным стал братик и морозом и огнем. Счастливый...