ПИСЬМО ИЗ ЧИТЫ
Мне везёт на людей. Убеждаюсь в этом каждый раз, возвращаясь
из очередной поездки по самым дальним, захолустным, Богом, казалось бы,
забытым местам Забайкалья.
Именно к таким — Богом забытым местам — относится и районное село Нер-Завод,
каторжный край, где когда-то отбывали наказание декабристы и где по доброй
воле живут многие поколения русских людей — обнищавших, изуверившихся,
обозлённых, но не утративших, как ни странно, ни чувства патриотизма —
что сейчас считается чуть ли не проявлением умственной неполноценности
среди благополучных и сытых, — ни гостеприимства, ни душевности...
Живут. Растят детей, влюбляются, женятся, старятся, поют песни, печалятся
и ... пишут стихи.
В самых дальних, самых бедных сёлах района я обязательно находила несколько
местных пиитов, обычно юного возраста, которые, донашивая бабушкины сапоги
и дедушкину телогрейку, наивно и свято пишут:
“...Я люблю тебя, родимый край,
самый светлый, самый добрый, нежный...”, — и слёзы наворачиваются на глаза,
и ком встаёт в горле от этой святой и наивной веры русских людей в “Родину-Мать”...
Примерно такие чувства вызвали у меня и стихи нер-заводского военкома
Григория Хмыза.
Григорию 38 лет. Он — уроженец этого села, здесь же закончил среднюю школу,
поступил в Благовещенское высшее танковое училище, которое закончил с
отличием.
Много лет отслужил под Владивостоком. А несколько лет назад, когда родители
совсем состарились и потребовался уход за ними, Григорий по собственному
желанию перевёлся в родное село и стал, уже в звании майора, работать
военным комиссаром райвоенкомата.
В селе поют песни на его стихи — песни, берущие за душу, песни, которыми
можно гордиться.
За всю свою жизнь он опубликовался всего несколько раз, да и то — в районной
газете.
Елена Стефанович
ГРИГОРИЙ ХМЫЗ
ВЕРНУЛСЯ Я В РОДИМЫЕ МЕСТА...
Вернулся я в родимые места:
в отцовский дом — роднее нету слова! —
в своё село под сопкою Крестовой,
полвека простоявшей без креста...
Казалось бы, чего ещё желать?
На родине мне в радость непогода,
и счастье, что последние полгода
меня заждались и отец, и мать.
Да вот беда: до слёз любимый лес
мной предан, а другими — уже продан.
Неужто “достояние народа”
того, кто не совсем из этих мест?
Распилены стволы чужой рукой.
Смола — как кровь, смола — как будто слёзы.
Но — молча плачут русские берёзы
вслед лесовозам над Аргунь-рекой.
Вернулся я в родимые места,
да вот теперь живу я с болью новой —
мы все под этой сопкою Крестовой,
как и она, — полвека без креста?...
ПИСЬМО ИЗ НЕР-ЗАВОДА
У нас народ совсем неприхотлив:
до Приаргунья можно ехать стоя.
За тыщу двести “Русскую” купив,
всё так же собираемся по трое.
Пусть в магазине “покати шаром”,
пусть баня развалилась не по-русски,
в “Советском Приаргунье” всем селом
мы зачитались про любовь тунгуски.
Пускай дороже масло, чем в Чите,
пускай дороже наша жизнь, чем где-то, —
мы так же твёрдо преданы мечте,
что нынче урожайным будет лето.
Коль сам себя на зиму не снабдишь,
коль сам того, что надо, не нагонишь, —
всю зиму будешь нюхать только шиш
за “белою злодейкою” в погоне.
Здесь часто гаснет свет из-за дождя,
от ветра нету связи телефонной,
а мы — ругаем нашего вождя,
а он ведь тоже — нами вознесённый.
Сменилась власть: ушли большевики,
а вместо них явились “демократы”.
Но натыкаешься на старые штыки,
примкнутые на те же автоматы.
Открыта пограничная река —
но только не для нас, а для соседа.
Пусть не прописаны они у нас пока,
но — лишь “пока”, ещё ведь не победа!
Быть может, мы России не нужны,
быть может, мы давно уже в Китае?
— “О, калифана, харасо друзны!”, —
а как “дружны”, надолго ли — не знаем.