и судорога прошла по глади вод,
а пламя непорочного зачатья
зеркально отошло на небосвод.

МЭТР

Меня вчера назвали мэтром —
я написал десяток книг.
Но, как листок, гонимый ветром,
и нерадивый ученик,
я отдал годы километрам,
а тайны жизни не постиг.

Уже не годы, а годины
мне предстоит испить до дна,
не мед, а вязкие вощины,
плевелы с привкусом зерна.
... Но как обманчивы морщины,
как театральна седина.

ОТЧУЖДЕНИЕ

На глухом азиатском перроне,
где равнина встает на дыбы,
ты себя потерял, проворонил,
не вскочил на запятки судьбы.

Спохватился — бежать бесполезно,
злые рельсы в рулон не свернуть.
И умчался на запад железный
отчуждаемый скоростью путь.

Растворился в окрестном народе
вдалеке от родной колеи,
и растаяли в смуглой природе
белобрысые слезы твои.

ПРОХОДНЫЕ ДВОРЫ

В.Самарину

Проходные дворы беспризорного детства,
безнадежной орлянки, бесславной буры...
Если негде укрыться и некуда деться —
проходные дворы, проходные дворы.

Дровяные сараи, углы, закоулки,
голубятни, подвалы, веревки с бельем.
Ржавый жмых, самогон,
кукурузные булки
и разборки, и дружбы.
................................................................

С коммунальными схватками
из-за обмылка,
в чадном запахе примуса,
в приторном духе греха,
где обритая наголо,
послетифозная Милка
увела у родимой мамаши ее жениха.

Там свистели литые ремённые бляхи —
моряки под полундру со шпаной
толковали “за жисть”,
а военный патруль в суматохе
и чуть ли не в страхе
не грозил трибуналом,
а просто просил разойтись.

В проходных процветали бандитские хазы,
банковала малина до самой зари,
и по крышам — куда там тебе
верхолазы! —
уходили в отрыв от ментов скокари.

Там скрипели, насытившись ваксой,
блатные сапожки,
правил бал марафет,
и командовал хмель.
Отшвырнув костыли,
отрешась от плаксивой гармошки,
инвалиды войны заползали
на вдовью постель.

Все, что было там шито и крыто, и брито,
провалилось в безвестие, в тартарары,
только в старом кино отбивает
свой ритм “Риорита”,
да вразвалку плывут в никуда
проходные дворы.

***
Опять на юг уходит лето,
освобождаясь от меня,
опять в просветах бересклета
колючки молнийного цвета
да полинявшая стерня.

Душа осела и остыла,
с годами осень тяжелей,
пришла и тайну мне открыла,
что где-то в мире есть могила,
могила матери моей.

***
Еще до слов, еще до встреч
живут в игре воображенья
скупая речь и зыбких плеч
как бы невольное сближенье

Но, устремив в глаза глаза
и до предела сблизив лица.
вдруг удаляется гроза —
так и не в силах разразиться...

г. Орел