их на собственной шкуре и только горько усмехаемся, когда молодежь удивляется тупости наших бывших идеологических лидеров.
А ведь они когда-то определяли политический климат в республике! Вернее, поддерживали движение в заданном направлении. Скольких они унижали, топтали, не давали жить и дышать, довели до инфарктов, бросили в пучину алкоголизма и нищеты!
Мне, казалось бы, грех жаловаться — все же и книги выходили, и статьи печатались, и премии получал, и вообще — не спился, не потерял лица. Но крови они и мне попортили немало. Как-то сел считать, сколько же моих статей было снято с газетных и журнальных полос, вынуто из готовых сборников по распоряжению “свыше”? Насчитал несколько десятков, А сколько статей безнадежно испорчено — “исправлено” по “указанию” М. Валеева, М. Мусина и им подобных! А сколько вообще не появилось на свет — ибо знал заранее: все равно не “пробить”?!
С началом перестройки сменились идеологические ориентиры. И те, кто когда-то зажимал, не печатал, третировал как диссидента, вдруг начали передо мной заискивать. То похвалят какую-нибудь публикацию. То обронят, что они всегда мне втайне сочувствовали, только время, понимаешь ли, было такое…
Но если завтра все пойдет по-прежнему, то они будут вести себя точно так же, как раньше. Так что я не обманываюсь. Но хамить, демонстративно не здороваться, а тем более сводить счеты не могу и не хочу. Да, когда-то мне действительно было больно. И я горел жаждой мщенья. Но сейчас все перегорело. Вместо пламени остался только пепел.

4. ДУША И ПЛОТЬ

В аспирантские годы я жил с семьей на частной квартире невдалеке от Сосновой рощи. Ныне эти одноэтажные улочки на подходе к Савиновке снесены и вместо них построены многоэтажные дома.
У наших хозяев, тети Кати и дяди Гаврюши, была собака — настоящий цепной пес волчьей масти, со злобным лаем кидающийся на каждого, что приблизится к воротам.
Когда я первый раз забрел сюда в поисках квартиры, он едва не загрыз меня. Молча вывернулся откуда-то сбоку, едва я открыл калитку, сшиб с ног и все старался ухватить за горло. Спасло меня толстое зимнее пальто, которым я закрыл голову и шею. Выскочившие на шум хозяева еле-еле оттащили обезумевшую от ярости собаку.
Жена и двухлетний сын панически боялись пса. Задабривали его сахарными косточками, выносили объедки, и пес к ним со временем вроде бы привык. Но каждый раз, как они выходили из дома, я их провожал и встречал. От такой собаки можно ожидать чего угодно… К счастью, это продолжалось не так уж долго.
Как-то раз, сорвавшись с цепи, пес передушил хозяйских кур (соседских, случалось, он ду

шил и раньше). Но этого жадная и недобрая хозяйка псу не простила и за стакан водки нашла мужика, который его и пристрелил.
Когда я вернулся домой, пес уже издыхал. Он лежал в луже крови, и по телу его пробегали судороги. У него даже скулить не было сил. Казалось бы, только радуйся… Но… Меня поразил собачий взгляд. Прошло уже несколько десятилетий, а взгляд этот до сих пор стоит перед глазами. Не просто страдающий, а по-человечески осмысленный, очищенный от всего звериного, хищного, недоброго. И уж совсем человеческими были слезы, которые одна за другой скатывались из этих полных укора глаз… Выдержать этот взгляд было невозможно — не только я, а каждый, кто тут оказался, виновато отводил глаза. Этот пронзительный взгляд, в котором проглядывала живая душа одного из братьев наших меньших…
Вот я и думаю: неужели для того, чтобы высветить дух, непременно надо умерщвлять плоть? И не этим ли занимались на Руси святые старцы, иноки перехожие, уходя из бренного мира в пустынь и садясь на хлеб и воду, изнуряя плоть рубищем и веригами? А мусульманские дервиши? Они презирали материальные блага, питались заплесневелой лепешкой, ходили в лохмотьях, принципиально отказывались от всякого имущества и мирских радостей — чтобы возвысить дух и быть тем самым ближе к Аллаху.
Выходит, есть между духом и плотью какая-то обратная зависимость?

5. СТАРАЯ ДЕВА

Прямая, как струнка, сухопарая… Одетая неброско, но со вкусом… Янтарный кулон, в меру наложенный макияж, короткая стрижка… Строгий взгляд, поджатые губы… Есть в ее облике что-то привлекательное, какая-то тайна. Но в то же время и что-то отталкивающее: слишком умна, образована, знает себе цену… Нахал и ловелас к такой не сунется, а мужчины попроще просто робеют.
Она выглядит моложе своих тридцати семи… Но с каждым годом это дается ей все труднее. И она понимает: давно и бесповоротно упустила свой шанс. Но все ещё на что-то надеется. Да и как можно жить без надежды?
Мужчины её поколения либо спились, либо погибли в локальных войнах и внутренних “разборках”, либо сидят в тюрьмах.
Среди людей её круга попадаются и холостяки, и разведенцы. Но закоренелых холостяков в загс арканом не затащишь. А разведенцы предпочитают брать в жены тех, кто попроще и… помоложе. Кстати, ей все-таки два или три раза делали предложения. Но она отказала, так как слишком хорошо видела, что это за люди. Лучше уж вековать век одной, чем связываться с кем попало…
Глядя на нее, испытываешь острое чувство сожаления. Пропадает великолепный человеческий материал: острый ум, образованность, хорошее воспитание, женская привлекательность (ко