Сергей ЛУЗАН
БЕЛЫЙ ВОЛК
Рассказы
ГУСАР
Когда лед заматерел, я собрался гостевать. От моих Медвежьих
ручьев до кордона заповедника Путоранский почти сто двадцать километров
и почти по прямой. Конечно, все зависит от морозов. Чуть оттепель вздохнет
— тут тебе и наледь прет из ручьев, а ручейки-то горные. Вляпаться на
снегоходе в наледь — дело обычное, ежели на ногах новые химзащитные боты
или сапоги, что один хрен, лишь бы ноги не промокли, но влетать через
каждые два-полтора километра, а потом выковыривать изо льда в одиночку
четверть тонны железок да еще со льдом — штука очень неприятная.
Пришлось мне однажды 120 километров 18 дней на “Буране” елозить, а потом
все равно его бросил и еле-еле добрался с другом до кордона пешочком.
Да у кого из нашей братии ноги да морды не мороженые?!
Дело было в начале декабря. Озеро сияло в последних косых каплях солнца.
Лед сиял. Заструги сияли. В это время не только снег, даже перо куропатки
становится розоватым. И в марте-апреле то же самое. Снегоход шел на удивление
хорошо, ровно, и часа за три я уже был на перемычке возле речки Озерной.
Дальше Дюпкун уходил в ущелье Путоран. Ветер свистел, как из форсунки,
и поэтому ровненький лед исчез и образовалась поверхность вроде стиральной
доски. Скорость пришлось сбросить. Легкие нарточки бросало, как перышко
— боялся, развалятся. Нарты деревянные, под собачью упряжку. А на нартах
всего-то ничего: фляга бензина, да литр самогона, да пяток пресных лепешек,
да зайчатина... Лихо шел “Буран”. Так, с ветерком и докатился до распадка
речки Наледной, которая впадает уже в Хантайское озеро. По этому распадку
можно побродить — есть кое-что. До кордона оставалось чуть больше часа
езды. Солнце ушло в морозный зернистый туман. Снежные пылинки затяжелели.
Вроде и не снег, а все-таки следы присыпает тоненьким слоем, как иногда
у стариков пыль времени присыпает морщины. Скалы, лиственницы в такой
снежной пыли ка
жутся еще таинственней и сказочней. Скалы и свобода...
И вдруг в этом тумане я увидел теленка лося, а может быть, и оленя. Решил
чуть придавить на газок снегохода. Животное спокойно уходило из распадка
Наледной через озеро в Эвенкию.
Полоса тумана неожиданно закончилась, я глянул — и заиграл в каждой мышце
веселый ветер. Волчара... Да какой волчара! Гусар! Огромный. Поджарый.
Красавец! Волк резко развернулся и расстелился, прямо расстелился над
застругами, пытаясь уйти по своему следу обратно в тайгу. Он расстелился
в полете, морда развернулась в мою сторону. Пасть чуть оскалена. Я дал
“Бурану” газу на полную катушку. Железо жалобно заскрижетало по стиральной
доске. Расстояние между мной и волком медленно сокращалось. Я уже чувствовал,
что перехвачу его на мыске возле поваленного листвяка. Ему не уйти. Карабин
в чехле на капоте снегохода поблескивал прикладом. “Эх, повезло”, — только
и успел подумать я.
Какой-то дикий прыжок. “Буран“ улетел в одну сторону. Я долго и медленно
летел в другую. Меня поволокло плечом по чистому льду, и все. Шею не повернуть.
Воткнулся головой в тугой снежный надув. Летал недолго. “Буран” еще дергался
на боку. Черная точка зверя мелькала в береговом тальнике. Стекло снегохода
вдребезги. Поташнивало и качало. Щека и лоб горели. Пощупал. Кровь и явный
отек. Хорошо приземлился. Могло быть и похуже. За дело получил. Никогда,
даже в мыслях нельзя считать свободного зверя добычей. Он ведь это чувствует
и, может быть, даже умеет крутануть своего противника взглядом.
Добрался до кордона угрюмо и спокойно. Не злился, а просто ехал и ворчал.
Да, подъезжал к кордону в сумерках... Собаки Володи Кожемякина встретили,
как обычно, лаем и визгом. Жена Володи Тамара купалась в это время в проруби.
Володя Кожемякин крутой мужик, метра два ростом. Его ладонь — две
Скачать полный текст в формате RTF