Владимир ГРЕБЕННИКОВ
СВЕТ
В ПРОВАЛЕ НЕМОТЫ
О, как обложило нас со всех сторон бесприютной широтою Родины,
засеянной горем, несчастьем и страхом, как обжало и сдавило всех пустотой
российских просторов — отнятых, покорённых погасших!
А ведь еще и плесканемся, умирая — каждый! — кратким сроком своей мизерной
жизнейки в бескрайний океан бессрочных сроков Времён Вечных, и загинем
там — неуведно? И Пространством стиснуты, и Временем поглощены, как жить
малой малости пред махиной огромности? Неуравновесны эти величины — человека
и Мира?
Мы теряем самый смысл существования — радость и желание жизни. Как нам быть, когда душевно и телесно изнурённые, давно разуверились и в правде, и в справедливости, и в добре? Как нам быть, ещё не вышедшим из плена одной лжи, но уже бездумно впадающим в другой обман? — из огня, да в полымя! — мы сейчас в клещах двойного суеверия: так получается, что и “верующие”, “атеисты” одинаково попирают утворенный Богом мир, одинаково обезволивают человеческие силы — одни, умороченные расхожим, обиходным православием, вытеснив Бога из пределов Земли и отписав за Ним Небо, закабаляют нас убеждением, что в этом мире сплошного греха, в коем народились, нет и не может быть ни истинной красоты, ни лада, ни благодати бытия, ибо мир — он юдоль скорби, греха, плача и смерти, и ничего больше, а возрадуемся мы и вознаградимся — там, в занебесности; другие, уже почти целое столетие сулящие химерное благоденствие будущему человечеству и призывающие расплатиться за это ценою неисчислимых невзгод, уготовленных нынешним поколениям, — эти другие обращают реальные, единственные, неповторимые и самоценные жизни одних людей в навоз, в утопталище, в сырьё для призрачных прочих судеб, ещё не родившихся. Пребывали в одном безбожном и больном, удушающем про
(Продолжение следует)
зябании, теперь нам предлагают избываться в другом, по сути
таком же. И тогда, и ныне — зачем стяжать жизнь?
Как народ — ведь были же мы некогда звонким и солнечным бором, настоящим,
корневым, высоковерхим лесом, годным на любое долговечное строительство.
Но срубились, извелись, истребились своею же душевной и духовной упадчивостью,
нашей безразумной уторопчивостью. Уничтожились, а на этом бросовом пнёвом
захламлении, на оголенном полумертвом полевище, в трухе изгнивания попроклюнулось
беспорядочно и мусорно оброненное семечье давнишней кряжестости. И пошло,
попёрло всё стихийным дурноростом, и не столько вверх, вытягиваясь впостав,
сколько выстеливаясь усторонно, разбрасываясь побегами врастопыр: то,
что всегда тянулось сразу в ствол, тут уже изначально расхилилось кустовьем,
спутываясь своими ветками с соседним подростом, заглушая чужую волю к
жизни и изводя этим самым понапрасну и свою собственную. Так на месте
высокостойной могучей красоты изродилась непроглядная серо-зелёнчатая
чахлая новина, выморочилась глухотемь хилого кустяного древесья, так былое
богатство выродилось в бесполезную растительную дурнину. Такое вот вычаялось
чертополошное, непроходимое и непродышное теснилище — сумасшествие борьбы
за существование.
Когда рушится внутренняя духовная постройка человека — обваливается и
вся его жизнь. Народ — это священная, братская сумма сосродичей по крови,
по судьбе, по культуре, по вере, по общей для всех цели бытия. И когда
разрушению подверглись и подвергаются разом тысячи и миллионы людских
миросозерцаний, тогда разваливается и вся народная целостность, народ
— как народ — умирает. Вот это самое во весь исходящий век и происходило
с нами. И сейчас, в наши дни, дело народного распада довершается. Остановить
это можно лишь одним способом — надо всем оставшейся в нас здравостью
признать очевидную и удручающую правду: мы смертельно нравственно больны,
мы обезволены зарвавшимся государством так, что не можем даже прокормиться,
не умеем защитить себя и своих детей от произвола власти, мы пребываем
в очернении безнадежного и озлобленного сознания. Надо излечиться, надо
каждому из
Скачать полный текст в формате RTF