Светлана ВАСИЛЬЕВА
ЗАПИСКИ
НЕИЗВЕСТНОЙ
“В том жарком городе, где нам Прошедшего не жаль... Где грезится сазандарам Святая старина, Где часто музыка слышна И веют Знамена”.
Я.П. Полонский. “Н.А. Грибоедова”
“Я весело въехал в заветную реку и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван: я все еще находился в России.”
А.С. Пушкин. “Путешествие в Арзрум
во время похода 1829 года”.
...Как-то под утро мне позвонила знакомая писательница и
рассказала: такого-то числа, сего месяца начинается третья мировая война,
привиделось ей во сне. В ужасе пробудившись, она стала тормошить своего
сына-подростка и теперь вот они складывают в чемоданы необходимые вещи,
чтобы бежать туда, где, по ее мнению, можно отсидеться, то есть в одну
из независимых северных республик бывшего Союза; может быть, туда не докатится.
Потом позвонила снова — уже оттуда. Кажется, обошлось, по крайней мере
ни по радио, ни по телевидению не было никакой информации по поводу.
Зато в означенный день были развязаны военные действия в другой независимой
республике, чья виноградная лоза, взлелеянная южным солнцем, многие годы
дарила нам молодой хмель и старинное отдохновение — во дни сомнений и
тягостных раздумий.
А еще какое-то время спустя всплыли, казалось бы, из небытия эти записки
неизвестной...
===
“...в беспорядочной перестрелке был убит старший сын моего
Крестного Отца, мальчик Гиорги, солдат 28 лет. И потянулись по весело
цокающей брусчатке черные процессии с увеличенными фотографиями юных красавцев
в изголовье гробов.
Георги был трудным ребенком своего отца. Он ушел на войну, чтобы защищать
свою Родину-мать. И мне неизвестно, какие слезы лили его родители, что
говорил ему на прощанье мой Крестный, из уст которого я никогда не слыхала
ни одного воинственного слова.
Его голова, однако всегда была в цене золота у всех тиранов и кровопийц
нашего времени. Слава и авторитет сего доблестного мужа уже в те годы,
когда мы повстречались, была заслужен
ной и непомерной — человек, ставший легендой, книгой, голосом...
Легкая сванская шапочка на его небольшой породистой голове поневоле выглядела
воинским шлемом, хотя, конечно, не могла уберечь от пуль — не его самого,
так сына-первенца и ему подобных; за что, о за что и кому это нужно, кто
послал их на смерть беспощадной рукой?..
Помню, как сидя с нами, гостями города, в одном из самых уютных и немыслимых
жилищ, щедрым безумием его хозяина-альпиниста превращенным в одну сплошную
стойку бара, он своим хриплым, перенесшим страшный недуг голосом рассказывал
нам тюремно-лагерную одиссею — удивительную и почти авантюрную историю
собственных посадок, отсидок и побегов. Житие благородного разбойника
сталинской эпохи. И мне казалось, что и доселе скачет он всадником по
родным горам и долинам, сверкая если и не белым плащом с красным рыцарским
крестом, то, по крайней мере, косматой буркой; он скачет и иглистое пространство
за его спиной волшебно расслаивается на три отдельных, основных цвета:
белый, красный, черный. Мир божеств, мир людей, мир усопших...
Меж тем руки его, лежавшие на поверхности праздничного стола, совершали
какую-то необходимую ему работу, то и дело сгибая разгибая и соединяя
по-иному тонкий и упругий стволик лозы — до тех пор, пока вдруг не вышла
видимая фигура, сходящаяся своими частями к единому центру и разбегающаяся
от этого центра во все четыре стороны. Птица с раскинутыми крыльями. Человек
с распростертыми руками. Деревянный крест. Еще одно движение — и его вертикаль
была вогнала в оранжевую плоть спелого плода. Фигурка — это орудие пыток,
страстей и мук — обрела понятную устойчивость. Я сидела как зачарованная.
— А ведь это и есть символ вашей великой, гостеприимной земли, — охотно
заметил кто-то из приглашенных. — Лоза, крест и спелый плод...
Однако неожиданное соседство крестообразной фигурки с хурмой придало нашим
рассуждениям какое-то новое направление. Все согласились, что крест на
шаре более напоминает другой символ — власти и торжества империи, столь
обширно раскинувшейся вокруг нас. Счастливые и хмельные, сидели мы за
бескрайней стойкой пред деревянной самоделкой, как перед знаком развилки,
расчленения пути, где налево, как в сказке, — смерть, направо — жизнь,
но где право, где лево, никто не знает...
Близилось утро, и головы пирующих уже клонились, пытаясь прильнуть к милой
ладони земли, чья бы она ни была — своя ли, чужая ли. На прощание я сказала,
что мои родители, давшие мне вполне привычное для русского слуха имя,
вряд ли знали об его корнях и думали о святой
Скачать полный текст в формате RTF